— Нет, не она, — твердо сказал Джо.
— Мы должны были идти дальше.
— Начался пожар, — стоял на своем Джо. — Я совсем выбился из сил.
Огастин метнул на него яростный взгляд, открыл было рот, но захлопнул его, не сказав ни слова. Судя по всему, они крепко повздорили вчера вечером. Очевидно, Джо заставил своего спутника остановиться, как это сделал бы любой нормальный альпинист. Очевидно, Огастин хотел как можно скорее двинуться дальше.
— Вы же сами сказали, — обратился Хью к Огастину, — что уже совсем стемнело. Наступила глубокая ночь.
— У нас были фонари. Они именно для этого и предназначены.
— Когда вы в последний раз спали? — спросил у него Хью.
Огастин отказался воспользоваться предложенным оправданием.
— Только не прошлой ночью. Там не было ни одного карниза, хоть самого крошечного. Всю ночь проболтались на стене в ремнях. Глаз не сомкнули. А ведь могли все это время подниматься.
— Вам необходимо отдохнуть, — сказал Хью.
Он достал вторую галлоновую бутылку воды, и Огастин взял ее. Галлон за галлоном Хью лишался своего восхождения. В действительности он не лишался ничего.
Льюис покончил с Анасази. Они спускались. Хью смирился с этим. Теперь Огастин мог воспользоваться всем, что у них оставалось.
Огастин поймал глазами взгляд Хью.
— Она жива, будь я проклят!
— Вы ее видели?
— Да, мы ее видели, — сказал Джо. — Она вся изувечена. Мертва, вне всяких сомнений. Кошмарное зрелище.
Кошмарное зрелище? Вся изувечена, три дня висит на веревке, но все же жива? Да разве такое возможно?
— Так значит, вы ее видели, — полуутвердительно протянул Хью.
— Прежде чем она исчезла.
Хью поглядел на Льюиса, предоставляя ему возможность задать вопрос.
— Исчезла? — повторил Льюис. — И как, по-вашему, я должен это понимать?
Огастин бросил на мальчишку поистине убийственный взгляд.
— Мы заметили ее на четвертом маятнике, как раз перед тем, как начало темнеть. Она висела на веревке футах в шестистах над нами. Но когда мы снова посмотрели туда сегодня утром, ее там не оказалось.
— Вы смогли разглядеть это место сквозь дым?
— Мы находились выше вас. Дым утром все еще поднимался. Да, мы определенно все видели.
— И веревка была пуста?
— Веревка ушла.
— Ну, братец, значит, все кончено, — сказал Льюис.
— Ничего подобного, — отрезал Огастин.
— Ясно же, что веревка оборвалась, — мягко пояснил Льюис.
— Вы ошибаетесь.
— Вы сделали все, что могли, — добавил Хью.
— Все равно она не твоя, — пробормотал Джо.
Хью словно окаменел. Что-то очень похожее сказал ему Джошуа при первой встрече.
— Повтори, пожалуйста, — попросил он. — Она не — чья?
Что-то здесь шло не так. Черт возьми, здесь все шло не так. Но вдобавок еще имелся какой-то глубокий подтекст. Хью это явственно чувствовал. «Не подпускайте его ко мне». За этим крылось что-то большее, чем ссора альпинистов во время отступления. Большее, чем злость мальчишки, доведенного до полного изнеможения сумасбродными рывками Огастина. Это началось до подъема.
Мальчишка, совершенно явно, был перепуган. Он боялся огня, боялся Огастина — настолько боялся, что даже не решился сесть рядом с ним и укрылся за Хью и Льюисом, чтобы напарник не мог до него дотянуться.
— Так… — Вот и все, что пробормотал Огастин в ответ на реплику Джо.
— Я вам объясню, куда делась веревка. Она взяла ее с собой. Как только Джошуа поджег лес, она поднялась в свой лагерь в Глазу и втянула веревку за собой. Анди там. Она ждет нас.
— Джошуа? — переспросил Льюис.
Огастин поднял рацию, как будто она могла подтвердить все его утверждения.
— Неандерталец угробил сам себя. Его обложили со всех сторон, он почуял это, вот и поджег лес. Сгорел сам и заодно спалил Кэсс. Вы разве не слышали, как он там поджаривался?
Так вот кто там кричал, понял Хью.
У Льюиса был растерянный вид. Он-то проспал развитие событий и увидел лишь последствия.
Хью восстановил в памяти крики животных, которые услышал в начале пожара. Он поражался, как же сразу не сообразил очевидного. Джошуа, конечно же, взял факел и побрел через сухой лес. А потом подул ветер.
— Какие новости? — спросил он. — Там что, очень плохие дела?
— Хуже всего было здесь, прямо под нами, — ответил Огастин. — Они перехватили пожар возле Навозной кучи и остановили встречным палом. Кое-где еще сохранились очаги, но огонь по большей части догорает. Часть асфальта на дороге расплавилась. Парк закрыли. А в остальном все как всегда.
— Нет, все изменилось, — возразил Льюис.
Если бы ничего не изменилось, они продолжали бы восхождение.
— Внизу, возможно, и изменилось. Но не здесь. Мы не изменились, — сказал Огастин.
— На стене случилось бог знает что. Украли тело. Лес сгорел. Мы отрезаны от мира.
Огастин махнул рукой, как бы отбрасывая в сторону все эти слова. Падение, пожар, отрезанность… все это происходило где-то там, за миллион миль отсюда.
— Мы в полном порядке. Вершинная группа стоит наготове. Носилки собраны, якоря подготовлены. Мне нужно лишь сказать одно слово, и они спустят носилки к нам. Завтра утром мы сможем вытащить ее.
«Мы… нам…» Хью уловил скрытый намек. Льюис — нет. Он и подумать не мог ни о чем таком. Это было вне его понимания.
— Вы пойдете назад? Этой же ночью?
— А зачем, по-вашему, я сюда приперся? — чуть ли не на ухо ему проговорил Огастин.
Льюис раскрыл рот, наконец-то сообразив, что Огастин вернулся со стены Троянок не для того, чтобы отвести перепуганного мальчика в безопасное место. Он пришел, чтобы попытаться обменять его на мужчину. Подбородок Льюиса утонул в его бычьей шее.
— Нет. — Он резко помотал головой. — Должны быть какие-то пределы. Абсолютно. Никаких!
Огастин без единого слова сбросил его со счетов. Мальчика он уже сбросил. Теперь он говорил только с Хью.
— На всем пути поперек и до высшей точки нашего подъема провешены веревки. — Он не приглашал. Не упрашивал. Не требовал. Лишь сообщал необходимые факты.
Хью не отводил взгляда от кроваво-красных глаз. Огастин оценивал его. В свою очередь он оценивал Огастина. И сам оценивал себя.
— Сейчас ночь. Вы предлагаете совершить траверс. Свет наших фонарей не пробьет дым. Нам придется идти вслепую.
— Вслепую мы шли сюда, — возразил Огастин. — Именно поэтому мы и потратили целый день. Впрочем, это нас не остановило. А теперь по всему пути висят веревки.
