Вся эта какофония не должна была нисколько тревожить Хью. Они висели на высоте двух тысяч футов над местом схваток хищников. И все же кровь вновь застучала в его висках, и он почувствовал себя совершенно беззащитным в своем тонюсеньком нейлоновом мешке. Он намотал несколько витков вспомогательной веревки на предплечья и кисти, крепко прижал руки к колотившемуся сердцу и долго молился о том, чтобы звери успокоились, хотя прекрасно знал, что в происходящем нет ничего необычного.
21
Во время одной из вылазок в просторы Руб-эль-Хали Хью и Энни наткнулись на изумительный коралловый риф, сохранившийся вплоть до мельчайших деталей под покровом барханов, которые ненадолго открыли его как раз перед приездом путешественников. Древний морской барьер возникал из песков и исчезал в них, словно изогнутая спина дельфина. Он был на много миллионов лет старше их любимых пересохших палеоозер. Они находили изящные морские веера, и похожие на палки окаменевшие столбчатые кораллы, и целые стены минерализированных полипов, похожих на тысячи открытых ртов, молча кричащих на них, — скелеты тишины.
Когда на следующее утро они погрузились в почти не рассеявшийся дым, Хью пришла на память та находка. Трещина сомкнулась, он лез вверх по едва различимым неровностям, напоминавшим пену с пузырьками размером с пяти- и десятицентовые монетки, и вдруг наткнулся на оливиновую жилу. Точно так же, как тот захороненный в пустыне риф, жила — след древнейших и глубочайших процессов, происходивших в недрах магмы, из которой образовался Эль-Кэп, — без всяких объяснений и оркестра фанфар всплыла из рябого, коричневого с белыми пестринами, гранита и выгнулась вверх наподобие темно-зеленого позвоночника.
Быстро поднимаясь по хорошо заметным, выпирающим «позвонкам» оливинового хребта, Хью постарался собраться с духом. Возможно, уже этим утром им удастся прорваться к синему небу и яркому желтому солнцу и хотя бы бросить взгляд на вершину.
На этой высоте дыма было не в пример меньше, чем внизу. Копоть все еще затемняла раскраску Эль-Кэпа, но уже не покрывала все ровным бурым слоем. Серый мир начал отступать перед вечным натиском жизни. Альпинисты выбрались из ада и тех мест, куда дотянулись его щупальца.
Оливиновая жила шла вверх и направо, изгибаясь, как арка моста. На своем пути Хью то и дело встречал белые отметки магнезии, оставленные незнакомой ему женщиной, которая проходила здесь первой. Вполне вероятно, что это была та самая его вчерашняя партнерша по танцу на скале. Достигнув такой высоты на стене — на самом подходе к вершине, — команда должна была полностью определиться в возможностях каждого восходителя и поручить свободное лазание самому проворному, ловкому и уверенному.
Он начал понемногу влюбляться в эту женщину — или сочетание качеств женщин, образовавших эту идеальную скалолазку. Здесь, на высоченной стене, где идти было опаснее, чем по острию ножа, он и она преодолевали одни и те же опасности, разгадывали одни и те же загадки и вцеплялись пальцами в одни и те же неровности камня. Лишь время отделяло их друг от друга. Химические реакции, происходящие в крови, обостряли его чувства, пятна магнезии подтверждали правильность его движений. Он вступил с ней в контакт на некоем чувственном уровне. Казалось, что в самые трудные мгновения балерина поджидала его. И обнимая скалу — хватаясь, подтягиваясь, пыхтя и вытягиваясь во весь рост, — он словно обнимал эту женщину.
Она в каком-то смысле соблазняла его. Причинами этого влечения было и само восхождение, и почти сексуальное притяжение Эль-Кэпа, и даже та болезненная связь, что существует между могильщиком и мертвецами, которых он укладывает в землю. Как ни толкуй, она шла следом за Хью точно так же, как он стремился вслед за ней.
Хью попытался вспомнить, когда же он в последний раз испытывал нечто подобное, — это было с Энни одним дождливым вечером, несколько десятков лет назад — в самом начале. Он изгнал из мыслей ее образ. Все было не так. С тех пор прошла целая жизнь. Женщина была совсем другой. Он принял условия жестокой, почти беззвучной игры. Единственными звуками были его дыхание, стук его сердца да шорох веревки, задевающей за камень.
Бездна цеплялась за его кишки, за выступающие тазовые кости, за основание позвоночника. Она пыталась сковать движения суставов и пальцев. Она заполняла его существо одиночеством, страхом и растерянностью. Но женщина не разочаровалась в нем и не отказалась от него. Она оставляла для него на скале свои призрачные следы. Она манила его за собой.
Каждое движение было продуманным в самом буквальном смысле этого слова: насколько согнуть суставы пальцев рук, хватаясь за зацепку, куда и как поставить кончики пальцев ног, насколько позволить ступне отклониться от горизонтали, как и когда отстраниться от очередной опоры. Он непрерывно держал свое тело под полным контролем и при этом, как ни странно, чувствовал, что его ничто нисколько не ограничивает. Все получалось очень легко. Нужно было лишь доверять своей незримой напарнице.
Хью попробовал сообразить, которая из трех женщин вела его вверх по стене. Одну из них он встретил в лесу — у нее были серебряные сережки в ушах и каменные бусины, вплетенные в волосы. Это была она или кто-то из оставшихся двух? Вероятно, ему никогда не доведется узнать это. Почему-то он в своих мыслях представлял ее очень красивой.
Он держался за неровности ярко-зеленого камня как за что-то невероятно драгоценное. Ему здесь не было места. Оливин был чужеродным минералом. Он выплыл из глубочайших раскаленных недр, бросив вызов всем химическим и физическим процессам, которые здесь происходили. И выбрался на свет божий, дерзко прочертив огромный фас скалы.
И все же через восемьдесят или девяносто футов оливин сдался. Зеленая полоса нырнула обратно в пестрый гранит. Хью ухватился за последнюю зацепку, соображая, куда же двинуться дальше.
В поле зрения не было ни одной трещины, никаких неровностей, за которые можно было бы ухватиться. И белые пятна магнезии исчезли. Хью растерялся. Он был полностью уверен в том, что идет правильным путем. Неужели оливиновая лестница оказалась ложным путем и привела в тупик? Альпинистка одурачила его и сумела вернуться, оставив его здесь распятым на скале? Он хорошо понимал лишь одно: его силы на исходе. Опустив по очереди обе руки, он потряс ими, закачав немного свежей крови в артерии, готовясь к дальнейшим действиям.
Вдруг задрожало колено. Тетанус. Прекрати! Он оторвал ногу от опоры, вновь поставил на место, сменил хват рук, вытянул шею, откинул голову, осматривая скалу в поисках следующего зацепа. Нельзя было поверить, что она заманила его сюда, на такую высоту, лишь затем, чтобы бросить в безвыходном положении. Он искал хоть какие-нибудь признаки ее пребывания здесь, хоть отпечаток ладони, хоть царапину. Что угодно. Когда же Хью в конце концов увидел это, оно оказалось настолько грандиозным, что он нисколько не удивился тому, что не мог распознать дорогу на первых порах.
Справа и выше чуть угадывался сквозь дым темный расплывчатый полумесяц. Он зиял, как распахнутая китовая пасть. Это же крыша, понял он, гигантская изогнутая бровь. Сам того не зная, он добрался до Глаза циклопа, вернее, почти добрался. Так близко и все же так неимоверно далеко! Вцепившись мертвой хваткой в последнюю оливиновую зацепку, он искал и не мог найти пути, ведущего в эту чудовищную глазницу.
