Он вытянулся во весь рост, пытаясь заглянуть за четкий угол, ограничивавший поле зрения совсем рядом с ним. Вдали же был виден только смог. Там, куда не могла достать его рука, стены словно вовсе не существовало. Пока он флиртовал со своей балериной, бездна окружала его со всех сторон и теперь пыталась сомкнуться. На какой-то миг у него возникло головокружительное ощущение отсутствия низа и верха, усилившееся из-за дымной пелены.
Он вцепился в оливин, как в саму жизнь, не думая о том, что нужно беречь силу рук. Самый главный урок, который должен усвоить альпинист, заключается в умении понять, когда нужно прекратить борьбу, остановиться и успокоиться. По большому счету, ты оцениваешь скалу или лед, взвешиваешь противостоящую тебе гору согласно своему представлению о ней. Ты учишься понимать, когда нужно идти на штурм, а когда следует отступить, узнаешь пределы возможностей своего тела, узнаешь, насколько далеко ты способен закинуть ногу, насколько крепко твои руки могут держаться за зацеп, насколько большое напряжение способно выдержать твое сердце. Ты учишься не вколачивать молотком крюк слишком сильно, не запихивать закладки слишком глубоко, не перегружать крепления.
Хью заставил себя ослабить захват. Потом опустил одну руку и встряхнул ее. Сменил руки и повторил то же самое с другой. Здесь обязательно должен был найтись следующий захват. Но, как это и подобает лучшим фокусникам, его анонимная фея не оставила ключа к этому трюку.
Хью осторожно сдвинулся направо. Держась за выступ оливина левой рукой, он зацепился правой ногой за угол и заглянул за него.
И оказался совсем в другом мире.
Дым, собравшийся на самом дне просторной пустой впадины, казался здесь не бурым, а почти синим. Не небесной синевой, а иной, более глубокой. В лицо дунул легкий ветерок. Воздух был еще прохладнее, чем камень, за который цеплялся Хью. «Новая страна». Волнение, владевшее им, сделалось еще сильнее.
Он вернулся на оливиновую жилу, отдохнул немного и предпринял еще одну попытку. Опираясь на одну пятку, он провел руками вверх и вниз по обеим сторонам угла, пытаясь нащупать хоть какие-нибудь сколы или неровности. Но камень оказался абсолютно гладким.
Это не на шутку расстроило его. Его способности к лазанью должны были намного превышать способности женщины, хотя бы только за счет длины рук, и все же он никак не мог сдвинуться с этого места. Что же такого он никак не мог найти? Как она смогла пролезть здесь? Он отступил к своей оливиновой «площадке» и еще немного отдохнул. Колено опорной ноги задрожало. Он сменил ноги. Второе колено тоже задрожало. Он приказал себе успокоиться. Безрезультатно.
У него подходил к концу запас энергии. Жить оставалось ровно столько, сколько времени он сможет продержаться здесь, чередуя руки и ноги, а потом уменьшение плодородия (как ни дико упоминать его в этой ситуации) заставит руки разжаться. Можно крикнуть и предупредить находящегося внизу Огастина, но это ничего не даст. Огастин ничем не сможет помочь ему. Веревка болталась на его поясе — никчемная вещь, бесполезная в случае падения; ее наличие нисколько не успокаивало. Он был здесь один-одинешенек.
Хью опять уставился на угол. Она ведь как-то перебралась через него. Он искал взглядом сгустки копоти, которые могли бы указать на наличие щербин, но скала казалась совершенно гладкой.
Он снова дотянулся до угла, зацепившись пяткой за край, и снова ничего не нашел. Там просто ничего не было.
Пятка, которой он по-обезьяньи — нет, обезьяне такое было бы не под силу! — цеплялся за угол, поехала вниз, и Хью поспешно дернул ногу вверх. И неожиданно на уровне голени, куда он ни за что не догадался бы посмотреть, задел пяткой какую-то неровность. Осторожно повернув ногу, он ощупал это место пальцами, предчувствуя успех.
Альпинисты привыкли видеть пальцами. Его балерина, которая была меньше ростом, но намного изящнее, справилась с поисками опоры лучше, чем он, по-видимому догадавшись ощупать невидимую сторону пальцами ноги. И она оказалась там — маленькая полка, совершенно невидимая отсюда. Чувствуя, что сейчас его затрясет всего, Хью вернулся на свою спасительную оливиновую «лестницу».
Теперь ему было ясно, что и как нужно делать. Будучи мужчиной, он, естественно, был склонен к силовым действиям. Здесь же сила ничего не давала. Все решала ловкость. Он еще раз смерил взглядом край угла — строго вертикально. Его предплечья устали чуть ли не до судорог. Нервы были натянуты до предела. Она дала ему один, последний шанс. Испытывала его умение. Или смеялась над ним.
Он осторожно начал свое движение.
Протянул правую ногу. Одной рукой уперся в последний выступ оливиновой жилы, а второй схватился за ровный край и оказался прижатым всем телом к скале.
Пора! Одним чрезвычайно мягким движением он выпустил оливиновую опору, подтянулся, держась за угол, и передвинулся к самому краю. Нога двинулась за угол. Большой палец нащупал упор.
Так он и балансировал, держась за ровные грани скального угла, дыша лишь самыми верхушками легких. Набери полную грудь воздуха — и расширившаяся грудная клетка сразу же отбросит от скалы. Закашляйся — и полетишь вниз. Он не мог даже оторвать щеку от камня и повернуть голову, чтобы заглянуть на ту сторону угла.
Опираясь только на большой палец правой ноги, глядя назад, на оливиновую жилу, отчетливо понимая, что ему ни за что не удастся вернуться на нее, Хью осторожно погладил стену правой рукой. Что-то здесь должно быть… Выше… Ничего. Ниже… Ничего.
Его левая рука соскользнула. Колено стукнулось о скалу. Прижалось сильнее. Правая рука потянулась дальше. Еще дальше. Он полностью освободил легкие от воздуха. Зацепка ждала его где-то совсем рядом.
Но тонкая нить земного притяжения тянула его назад. В этом не было никакого насилия. Все очень просто: он должен был упасть если не в эту секунду, то в следующую.
Но за короткое мгновение его сознание успело оценить ситуацию и увидеть два главных варианта. Он мог продолжать обниматься с этим углом, пока не свалится. Или же мог упасть, но по своей собственной воле.
Так он и сделал.
Нужно отвести на несколько миллиметров от стены ладони, пальцы, потом убрать с выступа палец, которым опирался… именно в таком порядке. Последним — палец ноги. Это было жизненно важно. Таким образом определялась траектория падения. Широко раскрыв глаза, он начал валиться на бок.
Захват мелькнул перед лицом как что-то почти нематериальное. Молниеносным движением, посрамившим бы самого виртуозного карманника, он ухватился за него. Ноги заболтались в пустоте. А дальше, но совсем рядом оказалась трещина. Последним усилием он вогнал в нее ногу, и пластырь, которым была обмотана его рука, и защищенную этим пластырем изнемогающую плоть.
Возможно, во время отчаянного падения какая-то часть его существа умерла. Во всяком случае, сдерживающие центры отказали. Все страхи, которые он крепко держал в узде, вырвались на свободу и навалились на него. Крича и ругаясь, он пытался втиснуться глубже в трещину, не обращая внимания на то, что не может отыграть у скалы хотя бы дюйм. Если бы он был способен зарыться в скалу, это было бы сделано. Все, что угодно, лишь бы избавиться от ужасного сосущего ощущения того, что земля тянет его к себе.
