– Что с тобой? – ворчливо спросил его как-то Арнвид. – Неужто тебе не улежать спокойно?
– Я ненадолго выйду.
Улав встал, оделся и набросил на плечи плащ. По ночам теперь бывало уже не так светло – густые кроны лиственных деревьев казались много темнее на фоне окутанных туманом очертаний синеватых гор. Несколько медно-золотистых полосок проглядывало сквозь облака в северной части неба. Мимо черной молнией метнулась летучая мышь.
Улав подошел к стабуру, где спала Ингунн. Дверь была полуоткрыта из-за жары, и все же там было душно, пахло нагретыми солнцем бревнами, простынями и потом. Прислужница, спавшая у стенки, громко храпела. Встав на колени, Улав склонился над Ингунн, лежавшей с краю, у стойки кровати. Щекой и губами он тихо коснулся ее груди. На мгновение он замер, ощущая нежное тепло ее плоти, которая, мягко дыша, вздымалась во сне, – он слышал биение сердца. Потом лицо Улава скользнуло по телу Ингунн, и она проснулась.
– Оденься, – шепнул он ей на ухо. – Выйди на минутку…
Он ждал в крытой галерейке. Вскоре она появилась в проеме низенькой двери и остановилась, словно завороженная тишиной. Несколько раз она глубоко вдохнула воздух – ночь была прохладна и прекрасна. Они сели бок о бок на верхней ступеньке лестницы. Но тут им показалось чудным, что они одни-одинешеньки во всей усадьбе не спят, да и не привыкли они бывать на воле по ночам. Так они и сидели, не шевелясь и едва осмеливаясь время от времени шепнуть словечко друг другу. Улав хотел набросить ей на плечи свой плащ и обвить рукой ее стан. Но вместо того он положил руку девушки к себе на колени и стал гладить одним пальцем ее пальчики. А потом Ингунн отдернула руку, обняла его плечи и крепко прижалась лицом к его шее.
– Правда, ночи стали темнее? – тихо спросила она.
– Нынче пасмурно, – сказал он.
– Может, завтра дождик будет? – полюбопытствовала она.
Просвет во фьорде, что был виден с того места, где они сидели, затянуло сизой дымкой, а очертания лесистых кряжей на другой стороне расплылись. Улав задумался, глядя прямо перед собой, а потом сказал:
– Кто его знает – ветерок потянул с востока. Разве ты не слышишь, как бурлит нынче река в верхнем ущелье?
– Пожалуй, нам пора на покой, – немного погодя шепнул он. Они поцеловались робко и поспешно. Потом он тихонько спустился вниз, а она вошла в стабур.
В большой горнице было темно, хоть глаз выколи. Раздевшись, Улав снова лег.
– Выходил потолковать с Ингунн? – спросил лежавший рядом Арнвид.
– Да.
Немного погодя Арнвид спросил опять:
– А знаешь ли ты, Улав, каков был уговор? Какое имущество дадут за вами?
– Откуда мне знать? Я был еще мал, когда нас с Ингунн сговорили. Но, должно быть, Стейнфинн с моим отцом пришли к согласию о том, что мы принесем один другому… А почему ты об этом спрашиваешь? – вдруг удивился Улав.
Арнвид не ответил. Улав продолжал:
– Уж Стейнфинн-то порадеет о том, чтоб мы получили все, согласно уговору.
– Хоть он и мой двоюродный брат… – чуть помешкав, молвил Арнвид, – но ты ведь тоже скоро станешь нашим свойственником, стало быть, я дерзну тебе открыться. Сказывают, будто богатство Стейнфинна куда как поубавилось. Я вот тут раздумывал о том, что ты мне говорил. Сдается, ты прав. Разумней всего поторопиться с женитьбой – пусть Ингунн поскорее получит из дому, что ей причитается, пока есть еще достаток.
– А чего нам мешкать, – сказал Улав.
На другой день во Фреттастейне служили молебен, а еще день спустя начали сенокос. Арнвид с латником, сопровождавшим его во Фреттастейн, тоже пришел на подмогу. Уже с самого утра воздух то светлел, то мутился, а около трех часов пополудни с юга поплыли темные тучи и затянули светло-серое, окутанное туманной дымкой небо. Косари остановились поточить косы, и Улав глянул ввысь – первые капли дождя брызнули ему в лицо.
– Может, и не будет сильного дождя, а побрызгает маленько, – сказал один из стариков челядинцев.
– Завтра день летнего солнцестояния, – возразил Улав. – Я не раз слыхивал: коли в этот день погода переменится, дожди будут лить столько же, сколько прежде светило солнце. Помяни мое слово, Турлейф, сена нынче мы накосим не более, чем в прошлом году.
Арнвид косил чуть пониже, на горном лугу. Внезапно отложив косу, он быстро поднялся по склону к другим косарям и указал рукой вдаль. У самого подножия горного склона на лесной прогалине ехала длинная вереница всадников в ратных доспехах.
– Это они, – сказал Арнвид. – Видать, они замышляют совсем иной сенокос. Ума не приложу, что за сенокос будет нынче в здешней усадьбе!
Поздним вечером дождь полил как из ведра, задымился белый густой туман, и клочья его понеслись над полями и ближними цепями лесистых гор. Улав и Ингунн укрылись под галерейкой ее стабура: юноша глядел с досадою на потоки ливня.
Тут мокрый тун перебежал Арнвид; он шмыгнул к ним и отряхнулся.
– Что ж ты не с ними? Неужто тебя не позвали на совет мужей? – с презрением спросил Улав.
Сам он хотел было последовать за мужчинами, когда те пошли в летнюю клеть к Ингебьерг, – они надумали держать совет там, где их не могли подслушать челядинцы. Но Стейнфинн приказал приемному сыну остаться в большой горнице со всеми домочадцами. Улав вознегодовал: ныне, когда он в мечтаниях своих уже полагал себя зятем Стейнфинна, он вовсе упустил из виду, что тот и знать не знает, как близки они к скреплению родственных уз.
Арнвид стоял, подпирая стенку и невесело глядя прямо перед собой.
– Я не собираюсь увиливать и последую за своим родичем, когда нужна будет моя подмога. Но держать с ними совет я не стану.
Улав глянул на друга – бледные, красиво очерченные губы сына Аудуна искривились в презрительной усмешке.
4
На другой вечер мужчины спустились с гор. Погода с утра была сухая, но после стало холодно, ветрено, а небо заволокло тучами. Колбейн ехал сам-шест, со Стейнфинном были семеро дружинников и Улав, сын Аудуна; Арнвид сопровождал их вместе со своим латником. Колбейн озаботился тем, чтобы в укромной бухте к северу от Мьесена стояли причаленные корабли.
Ингунн рано поднялась к себе на чердак и легла. Она не знала, сколько времени спала, как вдруг кто-то разбудил ее, коснувшись груди.
– Это ты… – сонно прошептала она, уже настолько очнувшись, что ожидала почувствовать у себя под рукой мягкий, как шелк, вихор Улава, но нащупала лишь полотняный плат на чьей-то голове. – Матушка?.. – несказанно удивилась она.
– Не могу заснуть, – сказала Ингебьерг. – Все брожу по усадьбе. Накинь платье и спустись со мною вниз.
Ингунн послушно встала и оделась, несказанно дивясь про себя.
Выйдя на тун, она увидала, что еще не поздно. Погода прояснилась. Почти полная луна повисла на юге, прямо над поросшей лесом горной грядой; бледно-алая, будто вечернее облако, она, однако же, еще не светила.
