– Конечно, я задал глупый вопрос, – ответил со смехом Грам. – Можно подумать, что я совсем забыл, что значит быть молодым и влюбленным, не правда ли?
– Не правда ли!.. – засмеялась Йенни. – Знаете, ведь Хельге тоже через каждое слово говорит «не правда ли?». Это производит впечатление чего-то молодого и неуверенного. Да, я сейчас же увидела, что он очень замкнутый. Но мало-помалу он раскрылся передо мной…
– Я вполне понимаю, что вы располагаете к откровенности, Йенни. Но расскажите же мне что-нибудь… Нет, нет, вам незачем пугаться. Я вовсе не рассчитываю, что вы будете рассказывать мне историю вашей любви и тому подобное… Расскажите мне о себе, о вашей работе, о Риме… чтобы я снова почувствовал, что значит быть художником… и свободным… и заниматься любимым делом… и быть молодым… и влюбленным… и счастливым…
Он просидел в ателье часа два. Когда он уже собрался уходить и стоял со шляпой в руках и в пальто, он вдруг сказал тихо и неуверенно:
– Послушайте, Йенни… Совершенно ведь лишнее стараться скрыть от вас положение дел в моей семье… Знаете, было бы лучше, если бы мы сделали вид, что незнакомы друг с другом, когда увидимся там в первый раз… Чтобы мать Хельге не знала, что я сам пришел познакомиться с вами. Да и для вас так будет лучше… вы избегнете колкостей и неприятностей. Она, видите ли, такая странная, что, если только узнает, что я кого-нибудь люблю… в особенности женщину… она сейчас же проникается к этому человеку антипатией… Да, конечно, это должно удивлять вас… Но вы понимаете меня?
– Да, – ответила Йенни неопределенно.
* * *
Йенни писала Хельге накануне о том, что она была наконец у его матери. Она с грустью сознавала, что слова ее относительно его матери были сухи и бедны. Но в этот вечер было совсем другое, когда она писала ему о том, что познакомилась с его отцом. Письмо было уже написано, и она посмотрела его еще раз и вдруг разорвала. Ей стало неприятно, что она упомянула в своем письме о желании отца Хельге скрыть от его матери, что они познакомились. Йенни стало противно при мысли о том, что ей приходится скрытничать с одним против другого. Ей показалось, что Хельге будет неприятно, что ее так скоро посвятили в его семейную тайну. Кончилось тем, что она в своем письме совсем не упомянула о визите его отца. Она решила, что легче будет рассказать и объяснить все, когда Хельге приедет.
III
Май подходил к концу. Уже несколько дней Йенни не получала писем от Хельге. Она начала тревожиться и решила на следующий день послать телеграмму, если от него не будет известий. После обеда она сидела у себя в ателье и работала. Вдруг раздался стук в дверь. Не успела она отворить ее, как попала в объятия человека, который стоял в полумраке чердачного коридора за дверью.
– Хельге! – крикнула она радостно. – Хельге, Хельге!.. Дай посмотреть на тебя!.. Как ты испугал меня! Дай же посмотреть на тебя, Хельге… Ты ли это? – И она сняла с него дорожную фуражку.
– Кто же это мог бы быть другой? – спросил он со смехом.
– Да, но что это значит?
– Сейчас расскажу тебе все, – начал он, но не договорил и снова начал осыпать ее поцелуями… – Вот видишь ли, я хотел сделать тебе сюрприз.
Они уселись на диван, и Йенни только теперь нашла возможность отдышаться от его поцелуев и объятий.
– И, не правда ли, мой сюрприз удался? – продолжал он. – Дай посмотреть на тебя, Йенни. Ты все такая же прелестная!.. Ты знаешь, дома думают, что я теперь в Берлине. Я остановлюсь в гостинице и пробуду здесь несколько дней инкогнито. Разве я не хорошо придумал?… Какая досада, что ты живешь у матери! Иначе мы могли бы целые дни быть вместе.
– Знаешь, – сказала вдруг Йенни, – когда ты постучал, я подумала, что это твой отец.
– Отец?
– Да, – Йенни слегка смутилась, ей вдруг показалось неудобным рассказывать Хельге про его отца. – Вот видишь ли, дело в том, что твой отец как-то пришел ко мне сюда, чтобы познакомиться со мной… А потом он стал часто заглядывать ко мне и пил чай после обеда здесь. Мы сидели и болтали о тебе…
– Но, Йенни… ты об этом ни слова не писала мне… ты даже не писала, что вообще видела отца…
– Да, да, это так. Я предпочитала рассказать тебе… Видишь ли, дело в том, что твоя мать не знает об этом. Твой отец решил, что лучше не говорить об этом…
– Кому, мне?
– Ах, нет. О тебе мы совсем не упоминали. Он, конечно, думает, что я писала тебе об этом. Нет, надо было просто устроить, чтобы твоя мать думала, что твой отец и я незнакомы друг с другом. – С минуту она помолчала. – А мне казалось… мне было неприятно писать тебе, что у меня с твоим отцом есть тайна от твоей матери. Понимаешь?
Хельге ничего не ответил.
– Мне самой это было не по душе, – продолжала она. – Но твой отец совершенно неожиданно пришел сюда с визитом, а он мне ужасно понравился, Хельге… Я прямо-таки влюбилась в него.
– Да… отец может быть обаятельным, когда захочет.
– Нет, Хельге, он полюбил меня за тебя. Вот в чем дело. Хельге ничего не ответил ей на это.
– А у матери ты была только один раз?
– Да… Боже, я совсем забыла… Ты, наверное, голоден? Хочешь, я приготовлю тебе чего-нибудь поесть?
– Спасибо. А позже мы пойдем обедать вместе? В дверь раздался стук.
– Это твой отец, – сказала шепотом Йенни.
– Тише… не говори… не отворяй…
Немного спустя они услыхали, как кто-то отошел от двери. На лице Хельге появилось недовольное выражение.
– Милый мой… что с тобой?
– Ах, ничего… Лишь бы мы не встретили его, Йенни. Было бы так обидно, если бы нам помешали побыть вместе.
– Нет, нет, никто не помешает нам. – И Йенни стала целовать его, пока на его лице не сгладилось недовольное выражение.
* * *
– Хельге, ты ничего не рассказывал мне про Франциску, – сказала вдруг Йенни через некоторое время, когда они сидели и пили кофе с ликером.
– Да, но ведь ты, вероятно, знаешь уже все. Она писала тебе?
Йенни отрицательно покачала головой:
– Ни слова. Я точно с неба упала, когда получила от нее коротенькое извещение о том, что завтра она выходит замуж за Алина. Я ничего и не подозревала.
– Да и мы также. Но ты знаешь, что они очень много бывали вместе в последнее время. Но о том, что они собираются пожениться, не знал даже Хегген, до тех пор пока она не попросила его быть свидетелем.
– Ты видел их потом?
– Нет. Они уехали в Рокка-ди-Пана в тот же день и не возвращались, а я уехал.
Йенни сидела с минуту, погрузясь в думы.
– А я думала, что она ни о чем другом и не помышляет, как только о своей работе, – сказала она.
– Хегген рассказывал мне, что она закончила свою картину и что она получилась очень хорошей. Франциска начала еще несколько других полотен. А замуж вышла она совершенно неожиданно… Йенни, ты писала, что начала новую картину.
