Он все-таки идет со мной, мы медленно поднимаемся над
парком. Я повизгиваю от восторга, болтаю о чем попало и без конца тормошу
Стаса, решив не реагировать на его молчание. Он покорно крутит головой и
отвечает хоть и неохотно, но для меня и это уже кое-что. Вернувшись на грешную
землю, покупаю мороженое, сую одно в руку Стаса. Он лениво жует, смотрит по
сторонам, в глазах появляется тоскливое выражение. Я не обращаю на это
внимания. Скачу на одной ноге, поправляя туфлю, роняю сумку, висну на руке
Стаса и болтаю без умолку. Попутно выдаю массу ценной информации о своем
детстве, любви к котам и собакам и прочую чушь. В конце концов он начинает мне
отвечать, правда, неохотно. Я на седьмом небе от первых успехов. Мы сидим на
скамейке, Стас приподнимает очки, смотрит на меня, а я с удивлением
обнаруживаю, что глаза у него вовсе не карие, как мне казалось, а темно-синие,
с большим зрачком. На скуле слева бритвенный порез, утром я Стаса торопила.
Я отвожу взгляд от его лица, выравниваю дыхание и иду к
американским горкам. Покупаю целую пачку билетов, Стас смотрит на это без
энтузиазма. Мы занимаем места и летим вперед. Я хватаю Стаса за руку, визжу на
каждом спуске и прижимаюсь к нему, ощущая плечом, бедром, грудью напряжение его
тела. Он представляется мне тугим клубком с потерянной ниточкой. Я могла бы
кататься бесконечно долго, меня охватывает какое-то озорное веселье, я не
выпускаю руки Стаса и уже не знаю, что это, игра или необходимость. От яркого
солнца, скорости и шальных мыслей кружится голова.
– Здорово, правда? – плюхаясь на ближайшую скамью,
спрашиваю я потом.
– Ага, теперь я знаю, что ненавижу больше всего на
свете.
Я опять висну на его руке и верчу головой по сторонам. На
мгновение мне кажется, что я счастлива.
– Ты собиралась в торговый центр, – напоминает
Стас.
– Времени у нас сколько угодно.
– Больше ни на чем кататься не буду, – мрачно заявляет
он.
– Я есть хочу, а ты?
– Можно, – кивает он. – Поедем домой?
– Ну уж нет. Вон там кафе, идем.
Мы устраиваемся за столиком под полосатым грибком, я
раскачиваюсь на тонконогом стуле, пока Стас стоит в очереди – здесь
самообслуживание. Он машет мне рукой.
– Что будешь есть? – спрашивает.
– Все равно, только не горячее.
Я опять сажусь под тентом, нацепив очки от солнца и вытянув
ноги. Я дружу со всем миром. Подходит Стас, ставит на стол поднос и снимает с
него тарелки, я помогаю. Мы сидим друг против друга и уплетаем салат, бог знает
из чего приготовленный.
– Вкусно? – спрашиваю я.
– Нет.
– Слушай, я тоже не в восторге от того, что мы целыми
днями должны мозолить глаза друг другу. Но не я ведь это придумала. Чего ты на
меня злишься?
– Я не злюсь. Если б ты не висла на моей руке и не
трещала как сорока, я был бы счастлив.
– Не виснуть и не трещать я не умею. Чем скорее ты
свыкнешься с этой мыслью, тем лучше.
– Считай, я уже смирился.
– Замечательно. Может, мы поболтаем?
– Может быть.
– Ты давно знаешь Вадима?
– Давно.
– Расскажи, как вы познакомились.
– У мужа спроси, это первое. А теперь второе: что тебе
понадобилось в моей комнате?
Я морщу нос.
– Паспорт искала. Хотела узнать твою фамилию. Вы же
великие конспираторы. У вас не спросишь.
– Зачем тебе моя фамилия?
– Как зачем? Хотела узнать, кто ты.
– Узнала?
– Само собой.
– Нравится?
– Ты о чем?
– У тебя есть сестра, – говорит он. – Тоже
красивая, правда, в отличие от тебя не настолько, чтобы, отправляясь с ней в
ресторан, прихватывать с собой кастет: отбиваться от назойливых придурков.
Я слушаю, приоткрыв рот, потом спрашиваю неуверенно:
– Ты это серьезно? Насчет моей красоты?
– А то ты не знаешь, – усмехнулся он и добавил
хмуро: – Твоя сестра бойкая баба. Я ее помню.
– Так вы знакомы?
– Дуру из себя не строй, получается так себе.
– Опять врешь. Все у меня хорошо получается.
– На всякий случай предупреждаю: то, что тебе наплела
сестрица, полная хрень. Я хороший парень, который зарабатывает на жизнь тем,
что охраняет богатых дамочек, пока их мужья заколачивают миллионы.
Стас уходит с подносом и возвращается с двумя чашками кофе и
печеньем. Я решаю не углубляться в опасную тему и болтаю о чем попало, при этом
по обыкновению машу руками. В конце концов я опрокидываю локтем чашку, кофе
выплескивается на мою белую юбку. Я с визгом вскакиваю, задеваю стол, теперь
падает чашка Стаса, заливая его джинсы. «Накрылась дружба», – с тоской
думаю я и бормочу:
– Я нечаянно. – Торопливо достаю из сумки
салфетки, слышу, как Стас говорит «растяпа», и с удивлением вижу, что он
смеется. Качает головой и смеется. При этом лицо у него вполне человеческое и
даже симпатичное.
– Замыть надо, – говорю я, указывая на его джинсы.
– Обойдусь.
– Я и не думала, что ты смеяться умеешь.
– Это у меня нечаянно получилось, – язвительно
говорит он, качает головой и опять смеется. – Пошли, пока ты еще
чего-нибудь не опрокинула.
Мы бредем по аллее, разговариваем, то есть это я трещу как
сорока, а Стас время от времени лениво кивает. В эйфории от первой победы я
забываю пословицу, что торопливость нужна лишь при ловле блох. После посещения
торгового центра приходится ее вспомнить. Мы возвращаемся к машине, Стас держит
в обеих руках пакеты.
– Надо было взять купальник, – говорю я, когда мы
отъезжаем от торгового центра. – Могли бы съездить на озеро. Я знаю одно
место, когда мы с Агаткой были маленькие…
– Ты можешь хоть немного помолчать? – спрашивает
Стас. – У меня голова пухнет от твоей болтовни. Не женщина, а попугай.
– Если я буду молчать, тогда у меня голова начнет
пухнуть, а моя голова мне дороже. Так что терпи. Давай я тебе покажу, что
купила.
