После нашего разговора Вадим сменил тактику, вознамерившись
Леху напоить. Бывший муж то пел, то байки рассказывал, то вдруг замирал с
открытыми глазами, находясь в полной прострации, а очнувшись, задавал все те же
вопросы, начисто забыв, что я на них уже отвечала. Провалы в Лешкиной памяти
вещь обычная, он зачастую попросту не способен вспомнить, что делал пять минут
назад, но Вадима это в отличие от меня здорово раздражало. Вконец устав от
затяжной бессонницы, я бухнула доверчивому Лешке три таблетки снотворного в
стакан и злорадно наблюдала за тем, как он пьет.
– Ты уверена, что он выживет? – спрашивает
Вадим. – Доза лошадиная.
– Проверено. Выживет.
Через двадцать минут Леха засыпает в кресле. От непривычной
тишины звенит в ушах.
– Извини, – говорю я Вадиму, убирая со
стола. – Тебе давно пора домой.
– Никуда я не пойду, – отвечает он, косясь на Леху.
– Не беспокойся. Он пьет так лет семь и для дам
совершенно не опасен.
– Я могу спать в кресле, – настаивает Вадим. В
конце концов я ложусь на кушетку, Вадим на сдвинутые кресла, а несчастного Леху
он сваливает на пол. Не веря своему счастью, я отхожу ко сну.
Утром я просыпаюсь ровно в девять: солнечный зайчик на стене
и легкий шорох тюля на двери балкона. Я глубоко вздыхаю. Вадим поворачивается и
открывает глаза.
– Привет, – говорю я. – Что дома врать
будешь?
– Ничего, – улыбается он. – Некому врать. Жены
у меня нет. Развелись шесть лет назад, сын – взрослый парень.
Я тоже улыбаюсь и спрашиваю:
– Не знаешь, чего это я так обрадовалась?
Он протягивает мне руку.
– Проснулись? – радостно вопрошает Леха, ворочаясь
на полу, вчерашняя пьянка на нем никак не сказалась, человек бодр и
весел. – Похмелиться надо, ребята, – резонно замечает он и орет во
все горло: – Старец, долго спишь, беги за бутылкой!
Через полчаса вчерашним составом, за исключением Олега, мы
сидим за столом.
– Это надолго? – шепчет Вадим.
– Ты иди, когда все кончится, я позвоню.
– Ну, уж нет. В этом сумасшедшем доме я тебя не
оставлю.
В 10.30 в нашей квартире появляется симпатичный молодой
человек в форме летчика.
– Лешка, кончай загул, поехали в часть, – говорит
он, поздоровавшись.
Сердце мое сладко замирает. Однако Лешка начинает сверкать
глазами и гневаться.
– Еще чего, я к жене пришел. Человек я, в конце концов,
или нет? Могу к жене прийти? Валька, пистолет купи, – внезапно меняет он
тему. Вновь прибывший закатывает глаза и пытается воздействовать на Леху добрым
словом.
Пререкаются они минут пятнадцать, побеждает мой бывший муж,
однако в душу ему закрадывается печаль, он берет гитару и поет со слезой,
доводя Петра Алексеевича, меня и Дуську до умиления. Когда мы уже готовы
зарыдать, Лешка неожиданно вспоминает анекдот и пытается его рассказать. Но это
ему не удается, так как дверь комнаты открывается и входит мой бывший свекр в
погонах генерала.
– Батя! – радостно завопил Леха. – Садись.
– Раздолбай, твою мать, – отозвался батя. –
Встал и бегом в машину.
Леха горестно вздохнул и побрел к выходу, бубня:
– Вот жизнь, никакой радости, одна служба.
Леха исчезает за дверью, Федор Михайлович со вздохом
произносит:
– Извини, Фенечка. Давно он бузит?
– Не очень.
– В воскресенье не забудь, в пять, мы с Софьей
Васильевной ждем.
– Обязательно буду, – заверяю я, а Леха внизу у
машины истошно орет:
– Батя!
Дуся снимается с места, прихватывает Петра Алексеевича, а
тот бутылку. Мы с Вадимом смотрим друг на друга и начинаем смеяться.
– Господи, неужели все? – вопрошает Вадим. –
Бежим отсюда, пока кто-нибудь еще не явился.
– Давай, – соглашаюсь я.
– Поехали ко мне. Обещаю, никаких гостей.
Я торопливо собираюсь, но в дверь опять настойчиво звонят.
– Ты скажешь, что приема нет, или лучше я? –
спрашивает Вадим.
– А я вообще открывать не буду.
Когда звонят четвертый раз, во мне пробуждается совесть, и я
иду открывать. На пороге стоит сестрица Агата в летнем платьишке за четыреста
евро, скромненько и со вкусом. Когда мы бываем вдвоем, Агатка совершенно
нормальная, и я ее даже люблю, но видеть ее сейчас я не расположена.
– Привет, – говорит она. – Велено тебя
доставить.
– А нельзя сказать, что меня нет дома? –
подхалимски спрашиваю я.
– По-твоему, я на самоубийцу похожа? И вообще, чего это
ты меня в квартиру не пускаешь?
– У меня мужик. Отобьешь еще.
– Как же, отобьешь у тебя. Мне на твоих пастбищах
делать нечего. Гони мужика, и поехали.
– Помоги мне, не могу я ехать, честно, – канючу я,
отжимая Агатку от двери: если Вадим ее увидит, мне придется сообщить, что мой
папа прокурор, а мама занимает крутой пост в областной администрации. После
этого он, скорее всего, сбежит. Я бы точно сбежала.
– Единственное, что я могу для тебя сделать, подождать
минут двадцать в машине, – заявляет Агата, я распахиваю дверь, и мы
сталкиваемся с Сережей, шофером Вадима.
– Феня, Вадим у тебя? – спрашивает он, таращась на
Агатку, та впилась в него взглядом, причем на лице Сереги отчетливо читается
«Таганка, я твой бессменный арестант», а на ее лице «Наша служба и опасна и
трудна».
– Он в комнате. – Я показываю на свою дверь, Агата
удаляется, а я возвращаюсь к себе, там Вадим разговаривает с шофером. По его
лицу я вижу, что поездка отменяется.
– Фенечка, – говорит Вадим. – У меня дела,
срочные. Давай так, Сережа тебя отвезет и компанию составит, чтобы ты не
скучала, а я, как освобожусь, сразу домой. Хорошо?
Перспектива проводить время с Серегой мне не улыбается, с
собакой и то занимательней. Я объясняю, что меня ждут в отчем доме. Вадим
согласно кивает, по всему видно, что его мысли далеки от меня.
– Стасу сказал? – спрашивает он Серегу.
– Да, через пять минут будет.
– Хорошо.
