— Вот, Форрест, я хочу, чтобы вы это понюхали. — Она берет какую-то склянку и высыпает себе на ноготь большого пальца тонкий белый порошок.
— Зачем? — спрашиваю.
— Затем, что вам от этого станет лучше. От этого вы почувствуете себя могущественным.
— А зачем мне себя так чувствовать?
— Просто сделайте это, — говорит мисс Хаджинс. — Всего один раз. Если вам не понравится, второй раз вам этого делать не придется.
Я не очень хотел, но это казалось довольно безвредным, понимаете? Всего-навсего чуточка белого порошка. А потому я нюхнул. И расчихался.
— Я уже давно ждала этого часа, Форрест, — говорит мисс Хаджинс. — Я вас хочу.
— Правда? — говорю. — А я думал, у нас вроде как рабочие взаимоотношения.
В общем, я не знал, что мне делать. Я хочу сказать, я всегда слышал, что неправильно связываться с людьми, с которыми ты работаешь. «Не сри, где живешь» — так обычно говаривал лейтенант Ден. Но в этот момент я совсем смутился. Мисс Хаджинс определенно была красавицей, а я уже давно не был с женщиной, хоть с красавицей, хоть с какой… И в конце концов негоже отказывать даме. Поэтому я сделал все отговорки, на которые у меня только нашлось время, а следующее, что я понял, это что мы с мисс Хаджинс уже лежим в постели.
Когда все закончилось, мисс Хаджинс закурила сигарету, оделась и ушла, а я остался один. Она зажгла огонь в камине, и поленья попыхивали тускло-оранжевым, но чувствовал я себя совсем не так хорошо, как мне полагалось, а вроде как одиноким и напуганным. Я лежал и раздумывал о том, куда идет моя жизнь в Нью-Йорке. И вот я там лежу, глазея на камин — ёксель-моксель, а там, в языках пламени вдруг появляется лицо Дженни.
— Привет, здоровила, — говорит она. — Думаю, теперь ты собой гордишься.
— Ну уж нет, извиняюсь, — говорю я ей. — На самом деле я собой не горжусь. Перво-наперво я совсем не хотел забираться в постель с мисс Хаджинс.
— Я не об этом, Форрест, — говорит Дженни. — Я никогда и не ожидала, что ты не станешь спать с другой женщиной. Ты мужчина. У тебя есть свои потребности. Дело не в этом.
— А в чем тогда?
— В твоей жизни, дуболом. Что ты здесь делаешь? Когда ты последний раз с малышом Форрестом время проводил?
— Ну, я звонил ему несколько недель назад. Я послал ему денег…
— И ты думаешь, этого достаточно? Просто послать деньги и сделать несколько телефонных звонков?
— Нет… но что мне было делать? Где я достану денег? Кто даст мне работу? Айвен мне здесь уйму долларов платит.
— Да? А за что? Есть у тебя хоть какое-то понятие, что за бумаги ты здесь каждый день подписываешь?
— Мне это не полагается, Дженни, — так мистер Бузовски сказал.
— Ну да. Я так прикидываю, ты должен самым тяжким способом это выяснить. И еще мне думается, у тебя нет никакого представления о том, что за дрянь ты только что себе в нос засунул.
— Честно говоря, нет.
— Но ты все-таки это сделал — совсем как всегда. Знаешь, Форрест, ты, может, и не самый смышленый парень в городе, но и не насколько тупой, как можно судить по некоторым твоим поступкам. Я знала тебя всю жизнь. Твоя беда в том, что ты обычно просто не думаешь… Понимаешь, что я имею в виду?
— Вообще-то я вроде как надеялся, что ты мне тут немного поможешь.
— Я уже сказала тебе, Форрест, — не всякий раз моя очередь за тобой присматривать. Ты должен сам начать оглядываться по сторонам. А пока ты будешь это делать, ты смог бы уделить чуть больше внимания малышу Форресту. Мама уже стареет, и ей со всем не управиться. Таким мальчикам, как малыш Форрест, в жизни нужен отец.
— Где? — спрашиваю. — Здесь? Ты хочешь, чтобы я перевез его на эту свалку? Может, я и тупой, но я все-таки вижу, что это не то место, где должен расти мальчик. Все здесь или бедные, или богатые — и ничего между. У этих людей, Дженни, нет никаких ценностей. Только и разговоров, что про деньги и прочее дерьмо — а еще чтобы твою задницу в газетных колонках показали.
— Ага, и в самой гуще всего этого дела ты, верно? То, что ты описываешь, — только одна сторона жизни этого города, которую ты видишь. Может статься, есть и другая. Люди повсюду довольно схожи.
— Я делаю то, что мне велят, — говорю.
— А как насчет того, чтобы поступать правильно?
На это у меня нет ответа, и внезапно лицо Дженни начинает пропадать из камина.
— Эй, погоди минутку, — говорю я. — Мы же только начали все улаживать… не уходи сейчас… еще всего пару минуток…
— Увидимся позже, — говорит Дженни, а потом ее уже нет.
Я сел на кровати, и слезы подступили у меня к глазам. Никто не понимает, что со мной творится — даже Дженни. Мне хотелось натянуть себе на голову простыню и вообще не вставать, но через некоторое время я встал, оделся и отправился в контору. На столе мисс Хаджинс уже оставила целую киту бумаг мне на подпись.
В общем, я знал, что Дженни права в одном. Я должен был провести какое-то время с малышом Форрестом, а потому организовал все так, чтобы он прибыл в Нью-Йорк на несколько дней на каникулах. Малыш Форрест прилетел в пятницу, и Эдди подъехал за ним в аэропорт в моем лимузине. Я подумал, это произведет на него впечатление. Но не произвело.
Он вошел в мой кабинет в рабочем комбинезоне и футболке, быстро огляделся и выдал свое мнение:
— Лучше бы я на свиноферму вернулся.
— Это еще почему? — спрашиваю.
— А что во всем этом хорошего? — говорит малыш Форрест. — Да, панорама у тебя тут классная. Но что с того?
— Я тут себе на жизнь зарабатываю, — говорю я.
— А что ты делаешь?
— Бумаги подписываю.
— И ты до конца жизни собираешься этим заниматься?
— Не знаю. Так, по крайней мере, можно по счетам платить.
Малыш Форрест качает головой и подходит к окну.
— А вон там что за штуковина? — спрашивает он. — Статуя Свободы?
— Угу, — говорю. — Она самая.
Мне все никак не выкинуть из головы, насколько же он подрос. Ростом малыш Форрест уже футов пять, и он определенно симпатичный молодой человек со светлыми волосами и голубыми глазами как у Дженни.
— Хочешь съездить на нее посмотреть?
— На кого?
— На статую Свободы?
— Да, пожалуй, — говорит он.
— Вот и хорошо. Потому что я на эти несколько дней уже для нас экскурсию по городу организовал. Мы тут все достопримечательности повидаем.
Так мы и сделали. Мы проехали по Пятой авеню, чтобы посмотреть магазины, а дальше направились к статуе Свободы. Потом мы залезли на самую верхушку Эмпайр-стейт-билдинг, где малыш Форрест сказал, что хочет что-нибудь оттуда швырнуть, чтобы посмотреть, как долго это будет падать на землю. Но я ему этого не позволил. Мы доехали до могилы Гранта и отправились дальше по Бродвею, где какой-то человек бегал голышом, а потом заглянули в Центральный парк, но ненадолго, учитывая, сколько попрошаек там ошивалось. Дальше мы проехали на подземке и вышли рядом с отелем «Плаза», где остановились выпить кока-колы. Наружу вылез счет, и там стояло двадцать пять долларов.
