Немец тоже ни хрена не понимает.
— Scheiss, — говорит он.
— А это еще что? — спрашивает Монго.
— А это как-то с говном связано, — говорит наш чувак.
Ну, тут все и началось. Монго схватил немецкого парня и выкинул его в окно. Все остальные немцы стремглав подбегают, и начинается старая добрая потасовка. Люди машут и бьют кулаками, кусаются и орут. Официантки вопят, а стулья летают. Все совсем как в старые добрые времена в заведении со стриптизом «У Ванды» в Новом Орлеане.
Один чувак как раз собрался треснуть меня по голове пивной бутылкой, как вдруг я чувствую, что кто-то хватает меня за руку и тянет назад. Оказалось, это одна из официанток — решила помочь мне оттуда выбраться. Вдалеке я услышал сирену полицейской машины, а потому прикинул, что в этот раз по крайней мере мне удастся убраться отсюда без того, чтобы меня опять в обезьянник упаковали. Официантка — очень симпатичная на вид немецкая девушка — уводит меня по боковой улице, прочь от беспорядков. Зовут ее Гретхен.
Гретхен не очень сильна в английском, но мы вроде как общаемся при помощи жестов руками и ладонями. Я улыбаюсь и говорю «ja», пока она пытается втолковать мне что-то по-немецки. В общем, шли мы довольно долго и выбрались из городишки на какие-то чудесные холмы рядом с ним. Там росли желтые цветочки, и издали холмы казались снежными пиками, а долина внизу сплошь зеленая и усеяна маленькими домишками. На отдалении, как мне кажется, я слышу чей-то йодль. Гретхен указывает на меня, явно спрашивая, как меня зовут, и я ей говорю.
— Ja, — говорит она. — Форрест Гамп — славное имя.
Очень скоро мы пришли к чудесному лужку и сели там, озирая окрестности. На лугу пасутся какие-то овцы, а дальше за долиной солнце садится прямиком в Альпы. Можно посмотреть вниз и увидеть речку, которая сверкает в предвечернем солнце, и здесь так красиво, так мирно, что хочется остаться навеки.
Вскоре мы с Гретхен находим, что нам уже немного легче общаться. Она говорит, что она из Восточной Германии, которая была захвачена русскими. Дальше русские построили там огроменную стену, чтобы народ оттуда не уходил. Но Гретхен невесть как сумела сбежать и уже пять лет проработала официанткой, надеясь, что в один прекрасный день сможет забрать всю свою семью из Восточной Германии сюда, где тебя не сажают за стену. Я попытался рассказать Гретхен часть своей истории, но не уверен, что до нее что-то дошло. Впрочем, это уже не имеет значения, потому как мы и так, похоже, стали друзьями. В какой-то момент она снова взяла меня за руку и пожала, а еще положила голову мне на плечо. Мы просто сидели там, наблюдая за тем, как кончается день.
За следующие несколько месяцев мы много раз играли в футбол. С какими-то флотскими чуваками, с парнями из ВВС и с уймой армейского народа. Порой я просил Гретхен приходить на игры, когда мы играли рядом с домом. Она, похоже, не особо в футболе разбиралась, говорила только «ах!», но это было неважно. Мне просто было приятно, что она рядом. В каком-то смысле, мне кажется, было даже к лучшему, что мы говорили на разных языках, потому как иначе она наверняка поняла бы, какой я дурак, и пошла бы своей дорогой.
В один прекрасный день я пришел в городишку, и мы с Гретхен гуляли по улице. Тут я сказал ей, что хочу купить какой-нибудь подарок для малыша Форреста. Она приходит в восторг и говорит, что будет рада мне помочь. Мы заходим в уйму магазинов, и Гретхен показывает мне кучу всякой всячины вроде оловянных солдатиков и деревянных игрушечных тракторов. Тогда мне пришлось сказать ей, что малыш Форрест на самом деле уже не такой малыш. Наконец я вижу то, что наверняка бы ему понравилось.
Это огроменный немецкий рог, сплошь блестящая латунь и все дела, как раз такой, на каких играли по вечерам в немецких пивнухах.
— Но, Форрест, — говорит Гретхен, — он слишком дорогой. Жалованье простого рядового в армии не такое большое, я это знаю.
— Ничего, — говорю, — по-моему, это неважно. Понимаешь, у меня не получалось проводить много времени с малышом Форрестом. А потому, как я прикидываю, если я смогу дарить ему какие-нибудь милые подарки, он меня не забудет.
— Ах, Форрест, — говорит Гретхен, — это не лучший способ. Ручаюсь, если бы ты писал ему длинные милые письма два-три раза в неделю, он бы гуда больше это оценил. В любом случае больше, чем старый немецкий рог.
— Может, и так, — ответил я. — Но понимаешь, писать письма — не совсем моя специальность. То есть, я вроде как знаю, что хочу сказать, но не могу изложить это на бумаге. Пожалуй, можно сказать, что я лучше «в личном общении». Понимаешь, о чем я?
— Ja, Форрест, кажется, понимаю. Но — ах! — этот рог стоит восемьсот твоих долларов.
— Это неважно, — говорю. — Я тут поднакопил.
Вот так я и покупаю этот немецкий рог. В каком-то смысле я даже на нем выгадал, если учесть, что хозяин лавки не стал брать с меня плату за записку, которую я с ним послал. Правда, не очень-то это была и записка. Просто то же самое, что и раньше. Разве что я написал малышу Форресту, что вроде как по нему скучаю и скоро буду дома. Последняя фраза, как выяснилось, была моим очередным враньем.
Так или иначе, к концу сезона «Кислая Капуста» уже имеет десять побед против трех поражений, и мы идем на первом месте во Всеармейском чемпионате Берлина. Сержант Кранц просто вне себя от радости. Он говорит, что мы наконец-то избавимся от очистки гусениц танков, если выиграем еще одну, следующую игру. Лично я не очень в этом уверен.
Наконец наступает главный день. Накануне вечером я ненадолго отлучился, чтобы сгонять в городишку и повидаться с Гретхен. Когда я туда прибываю, она обслуживает столики в пивнухе. После еще одного большого подноса с пивом она делает перерыв и берет меня за руку.
— Я так рада, что ты сегодня вечером пришел, — говорит Гретхен. — Я скучала по тебе, Форрест.
— Да, я тоже, — говорю.
— Я подумала, — говорит она, — что завтра мы могли бы отправиться на пикник. У меня выходной.
— Вообще-то я бы хотел, но я должен играть в футбол.
— Ах!
— Но я тут подумал, не смогла бы ты приехать на игру? Она пройдет в Берлине.
— В Берлине? Но это очень далеко.
— Я знаю, — говорю, — но там дают автобус для некоторых жен и тому подобного. Думаю, я смог бы тебя на него пристроить.
— Ах! — говорит Гретхен. — Этот американский футбол, я его просто не понимаю. Но если ты хочешь, чтобы я поехала, Форрест, я поеду.
Так мы и сделали.
Очередной матч Всеармейского чемпионата мы играли на огроменном поле рядом с Берлинской стеной. Нашими противниками были «Висбаденские Волшебники» из отдела контрразведки Третьей бронедивизии, и вот что я вам скажу: они были страшно хитроумные.
Мы были крупнее и быстрее, но эти чуваки из контрразведки оказались более умелыми. Перво-наперво они отгрузили нам комбинацию «статуя Свободы», Никто на нашей стороне никогда в жизни не видел комбинации «статуя Свободы», и они заработали приземление в нашей зачетной зоне.
