Лиззи теперь уже была способна смотреть на вещи по-взрослому.
Патрик вместе с Уилли стоял у могилы своего единственного чада. Цветы еще не увяли, и он разложил их по всему холмику. Венки, их прислали больше сотни, Патрик распорядился отправить в больницу Грэнтли, расплести и разнести цветы по палатам. Он был благодарен всем, кто помнил его дочь и разделил с ним его горе. И их оказалось немало. На похороны пришли даже школьные учителя Мэнди, и вовсе не из-за ее знаменитого отца. А из-за нее самой. Ее знают и любят все. Знали и любили, тут же поправился он.
Уилли насвистывал какой-то мотивчик. Патрик повернулся к нему и увидел, что тот рассматривает надпись на надгробном камне Рене. Заметив, что Патрик повернулся к нему, Уилли улыбнулся:
— Помнишь, как Рене не пустила тебя в дом?
Патрик нахмурился:
— Когда это было?
— Ну, вскоре после свадьбы — вы тогда снимали квартирку в Илфорде!
Патрик вспомнил и улыбнулся. Да, это был их первый общий «дом», Патрик тогда еще пытался сказать миру свое слово. Обоим было по семнадцать лет. Дети, изображавшие из себя взрослых!
Уилли между тем продолжал:
— Был канун Рождества, и мы с тобой сидели в ресторане «Илфорд Палэ», припоминаешь? Ты упился до чертиков, и я с трудом дотащил тебя до дому. А Рене взяла и заперла дверь на засов. Пришлось мне волочь тебя к себе. Ты едва стоял на ногах и хватался за мою мамашу!
— Да, вспоминаю. А когда на следующий день я заявился домой, Рене швырнула мне в физиономию рождественский ужин.
Согретые общими воспоминаниями, друзья засмеялись.
— Да, она была девушка что надо, старушка Рене! Признаюсь, Пэт, я часто мечтал о ней, честное слово!
— Ну вот, а теперь нет ни Рене, ни Мэнди!
И Патрик с тяжелым сердцем пошел прочь от могил. Уилли догнал его и зашагал рядом.
— Эта твоя Кэйт чем-то напоминает Рене. Не внешностью, нет, скорее характером!
— Понимаю, что ты хочешь сказать, — кивуул Патрик.
— Это у вас серьезно, да? Ну, эта ваша связь? — Уилли умолк, понимая, что затронул слишком деликатную тему, но врожденное любопытство взяло верх над страхом.
Патрик остановился на свежеподстриженном газоне кладбища «Корьетс Тэй» и пристально взглянул на друга.
— Да, приятель, серьезно! Ты, кажется, счастлив, что знаешь все подробности моей «скандальной связи»?
Уилли поскреб подбородок.
— Ладно, брось! Ты же мой приятель! Я просто хотел узнать, все ли у вас хорошо!
Патрик покачал головой и помахал кулаком перед носом Уилли:
— Мы столько лет вместе! И все друг о друге знаем. Так вот, старина, я в полном порядке! Это тебя интересовало?
Уилли ухмыльнулся:
— Вот и прекрасно! Пойдем в «Робин Гуд», дернем по кружечке пива! Я там давным-давно не был. В молодости мы называли эту закусочную «летающей бутылкой», помнишь? Усядемся, бывало, там на веранде, поставим рядом колясочку с Мэнди и трясемся от страха, как бы кто-нибудь не увидел и не доложил Рене, что мы потащили ребенка в закусочную!
Патрику казалось, что все это было вчера, волной нахлынули воспоминания, и он улыбнулся Уилли.
На Мэнди тогда было бело-розовое платьице «органди», и она дрыгала от восторга своими пухлыми ножками всякий раз, как Уилли корчил ей рожу.
Впервые Патрик вдруг понял, что Уилли, пожалуй, переживает смерть Мэнди так же тяжело, как он сам. Ведь она была ему словно родная дочь. Выросла на его глазах. Не было случая, чтобы Уилли забыл о дне ее рождения или о подарке к Рождеству.
К горлу Патрика подкатил комок, он с трудом справился с волнением, взял Уилли под руку, а тот слегка похлопал его по затянутой в перчатку руке…
— Я все хорошо помню, Уилли, — сказал Патрик.
Эвелин тушила баранину, и получилось настоящее ирландское жаркое, такое густое, что ложка в нем колом стояла. Попробовав соус, она добавила соли, слегка помешала. Аромат был чудесный. Она положила сверху кусочек жира и прикрыла кастрюлю толстой крышкой. Такое жаркое может простоять хоть неделю. Чего только в нем не было! Разные овощи, разные сорта мяса, крупа и бобовые. Внизу жаркое было до того густым, что напоминало студень.
Оно было приготовлено специально к возвращению Лиззи домой. Пусть девочку встретит аромат вкусной еды.
Лепешки на соде она сунет в духовку в тот самый миг, когда откроется дверь. Так вкусно есть их горячими с растопленным маслом! Залитый вином и сливками торт доходил в холодильнике. Время от времени, пользуясь тем, что никто ее не видит, Эвелин прикладывалась к бутылочке ирландского виски «Бушмилл», которую извлекала из кармана своего фартука.
Когда все было готово, Эвелин села на табурет.
Как замечательно, что Лиззи возвращается домой!
Суета последних недель утомила Эвелин, и она готова была признаться себе, что стареет.
Слава Богу, Кэйт выглядит теперь получше! Она так любила свою дочь и радовалась, что они с Лиззи, кажется, стали понимать друг друга. Внешне они похожи как две капли воды, но по характеру совсем разные. Лиззи — эгоистка, в отца, с горечью признавала Эвелин, но не могла не винить и себя: нечего было так баловать внучку с самых пеленок!
Но сейчас не время думать об этом. Пусть Лиззи будет приятно вернуться домой. И все же нет-нет, да и вспоминался злополучный дневник. Такое не сразу забудешь.
Постепенно мысли Эвелин перешли на Питера и его жену Марлен. Она с нетерпением ждала встречи с ними и с внуками, которых никогда не видела. Эвелин жадно затянулась сигаретой и зашлась кашлем, вздрагивая всем своим худеньким телом. Надо завязывать с курением; оно доведет ее до могилы. В это время в замке повернулся ключ, и Эвелин, проворно вскочив с табуретки, сунула лепешки в духовку и бросилась в прихожую.
— Здравствуйте, мои дорогие! — воскликнула она, заключая поочередно в объятия Кэйт и Лиззи. А Лиззи выглядит совсем неплохо, только похудела немного, подумала старая женщина, окидывая внучку придирчивым взглядом. Ничего! Несколько домашних обедов — и все придет в норму!
— Привет, ба! — вдруг смутившись, сказала Лиззи. — Чует мой нос, это жаркое по-ирландски благоухает?!
— Точно! И какое жаркое! Я такого никогда не готовила! Даже брюквы в него порезала. Пойдемте же, я вам дам его отведать!
Через пятнадцать минут они уже сидели у маленького бара и наслаждались вкуснейшим блюдом. Неожиданно в дверь постучали. Кэйт встала, вытерла салфеткой губы.
— Я открою.
Кэйт вышла в прихожую и не могла скрыть удивления, когда увидела на пороге Кэйтлина.
— Вы?
Он стоял в своем помятом дождевике и улыбался.
— Прошу прощения, что врываюсь к тебе домой…
