Кэйт знала, чего стоило ему это признание.
— Я понимаю вас, мистер Келли.
И, словно сговорившись, оба поглядели на часы на камине: было, около половины первого.
— И где только ее черт носит? Когда заявится, я дам ей такого пинка, что она у меня отлетит на другой конец комнаты. Никогда прежде руки не поднимал на нее, но сегодня, Бог свидетель, я сделаю это.
Кэйт положила ладонь ему на руку.
— Пожалуйста, успокойтесь, битьем не поможешь.
— Согласен, но, может, хоть легче станет.
Зазвонил телефон, и Келли кинулся к аппарату.
— Мэнди?
Кэйт видела, как угасло его лицо и за какую-то долю секунды надежда сменилась страхом. Он протянул ей телефонную трубку.
— Это рас.
— Барроуз слушает.
Краска бросилась Кэйт в лицо. Не спускавший с нее глаз Патрик понял, что с его единственной дочкой случилось несчастье, и так крепко сжал кулаки, что на ладонях выступила кровь от впившихся в них ногтей.
Закончив разговор, Кэйт посмотрела Келли прямо в глаза.
— Мистер Келли, нашли вашу дочь. Похоже, на нее совершено нападение.
На лице Келли отразились смятение и боль.
— Нападение? На мою Мэнди? — переспросил он с какой-то детской наивностью, с отчаянием и недоверием в голосе.
Кэйт кивнула.
— Да, ее отвезли в больницу Грэнтли и сейчас делают операцию. Состояние тяжелое.
Слезы обожгли глаза Патрика, но он не старался их скрыть. Ему казалось, что рухнул весь мир. Судорожно сглотнув, он не проговорил, а едва слышно прокаркал:
— Она умрет, да?!
Не ответив на вопрос, Кэйт тихонько коснулась его руки и сказала:
— По-моему, надо немедленно ехать в больницу. А вы как считаете?
Сидя рядом с Келли в машине, Кэйт убедилась в том, что ей удалось распознать суть Патрика Келли: да, его слабостью, его ахиллесовой пятой была его дочь. Его Мэнди.
И в сравнении с его трагедией ее собственные проблемы казались такими незначительными!
Они ехали в полном молчании.
Шел уже второй час ночи, а Джордж все сидел в гостиной, прислушиваясь к звукам музыки, доносившейся от соседей — через несколько домов от них. Вечеринка там была в полном разгаре. Он отпил из своей чашки и поморщился: какао совершенно остыло.
Илэйн уже давно отправилась спать, с радостью оставив его в гостиной. Она знала, что он все равно не уснет, потому что сильно устал.
Откинувшись в кресле так, что голова лежала на спинке, он перебирал в памяти события этого вечера и улыбался своей обычной печальной улыбкой.
Глупая девчонка! Он здорово ее проучил! Шлюха сопливая! Не будет больше по ночам шляться! И остальные сучки из Грэнтли подумают, прежде чем выйти поздно из дому.
Утром только и будет разговоров что об убийстве. О, он наперед знает, что станут говорить! Илэйн, эта прожорливая бегемотиха, обрушит на него целый каскад городских сплетен. Подумав об этом, Джордж ухмыльнулся. Мэнди…
Она снова предстала перед его мысленным взором такой, какой он оставил ее там, в сарае. Ноги широко раскинуты. Все потайные местечки наружу! Зря только он не надел маску — она видела его лицо.
Интересно, нашли ее? Мэнди… Какое красивое имя!
Картины, которые воображение рисовало Джорджу, казались особенно яркими на фоне звучавшей неподалеку музыки. Хорошо, когда люди веселятся.
«Голубой бархат»! Великолепная мелодия! Он улыбнулся, представив себе, как под ее звуки все эти шлюхи в своих облегающих платьях танцуют с мужчинами, как рвутся из белых шелковых блузок их упругие груди. Все одинаковы! Все до одной!
Хорошо, что скоро Рождество! Ему необходим отдых. Столько было волнений за последние несколько месяцев!
Уже у самой больницы Кэйт по просьбе Келли рассказала все, что ей сообщили по телефону: у Мэнди тяжелые травмы черепа и ее оперируют. В детали она вдаваться не стала, не было времени.
В приемной травматологического отделения Кэйт объяснила дежурной сестре, кто они такие. Надо заметить, что сестры в приемных покоях — особая порода людей. Дежурная спустила очки на нос, такой плоский, что его почти не было видно, и устремила взгляд на представших перед ней мужчину и женщину. Ее редкие волосы были собраны в такой пучок, что кожа на висках натянулась и глаза стали раскосыми, как у китайцев. Представив себе эту мымру в китайском халате и башмаках на деревянной подошве, Кэйт чуть не прыснула от смеха.
— Повторите, пожалуйста, фамилию больного!
— Мэнди Келли. Я детектив-инспектор…
Женщина подняла свой пухлый палец.
— Извините, но у меня есть еще вопросы.
По мере того как Патрик наблюдал эту сцену, лицо его все больше и больше мрачнело. Сестра старательно набирала фамилию Мэнди на компьютере.
— Каким образом ее сюда доставили?
— Простите? — Кэйт уже начинала терять терпение.
— Я спрашиваю: на чем ее сюда доставили? На «скорой помощи», на частной машине…
Келли выступил вперед и уставился на очки старой мымры.
— Она, мать твою… на автобусе прикатила! С разбитой башкой. При ней два врача «Скорой помощи» и чокнутый санитар! Торчишь тут и ни хрена не видишь! Чем трепаться, скажи лучше, где моя дочь! А то как бы самой не пришлось вызывать «скорую»!
Рот сестры уподобился букве «о». На шум вышла из своего кабинета молоденькая медсестра.
— Вы мистер Келли?
Патрик кивнул и резко выпрямился, будто аршин проглотил.
— Где моя дочь? Я хочу ее видеть!
— Ваша дочь в операционной. Пойдемте, я провожу вас в комнату ожидания.
Келли и Кэйт последовали за сестрой.
— Как она сейчас?
— Прошу прощения, мистер Келли, но я в самом деле не знаю. Вам надо подождать доктора.
Келли, а за ним Кэйт поднялись на два лестничных марша и оказались в крохотной комнатке ожидания отделения экстренной хирургии. Кэйт поблагодарила сестру, которая предложила принести им кофе.
— Я знал, что случилось несчастье. Чуяло мое сердце!
Кэйт промолчала. Появилась Аманда Докинс, но Кэйт кивнула ей на дверь: лучше оставить Келли одного. Они вышли, и Кэйт спросила:
— Ну как она?
— Паршиво. Хуже некуда. Полчерепа снесено. Ясно, что орудовал тот же тип, что и в случае с Джералдин О’Лири. Изнасиловал ее — и обычным способом, и, насколько я могу понять, извращенным. Состояние у нее ужасное. Врачи удивляются, как это она до сих пор жива!
Кэйт прикусила губу. Келли сойдет с ума, если его Мэнди не выживет. Лопнет, как чрезмерно натянутая часовая пружина! Она кивнула Аманде:
