Пролог
— Теперь Джорджио уже скоро появится, Гарри. Давай-ка я добавлю тебе…
Донна Брунос взяла хрустальный бокал для виски фирмы «Уотерфорд» из рук сидевшего перед ней невысокого человека и натянуто улыбнулась ему. «Мужчина выпил уже более чем достаточно, — подумала она, — еще несколько стаканов виски, и он начнет обнажаться».
Она налила изрядную порцию имбирного пива в чистый стакан, плеснула туда же немного виски «Красный ярлык». На несколько секунд плотно зажмурила глаза, надеясь успокоить боль. Потом повернулась к Гарри Робертсону. При этом жена Робертсона, Банти, вдруг резко и пронзительно захохотала.
Донна вручила напиток Гарри и под тем предлогом, что ей нужно на кухню, двинулась через гостиную, останавливаясь то тут то там, чтобы перекинуться парой слов с гостями.
Донна Брунос понимала: гости ждут ее мужа, а ей отведена лишь ничтожная роль хозяйки дома. Единственной причиной того, что все они, мужчины и женщины, собрались здесь, служило личное приглашение, исходившее от Джорджио. Она знала: все благодарны Джорджио даже за крохи внимания. Донна всегда это хорошо понимала. Она печально улыбнулась своим мыслям: «Так я ощущаю, что я — его жена…». Джорджио обладал неким особым свойством — умел так смотреть на человека, что мог заставить собеседника почувствовать, будто он для Джорджио сейчас единственный на свете. И ловко пользовался своим умением.
На кухне Донна прислонилась к стене и вздохнула.
— Черт побери, до чего же ловко он уклоняется! — заметила Долли, ее домработница и подружка.
Донна кивнула и, оторвавшись от стены, внимательно оглядела поверхность стола.
— Как там утка?
— Она уже суше, чем у монашки титьки!
Донна тихо засмеялась. Это получилось непроизвольно: она-то думала, что внутри у нее смеху уже не осталось места.
— До чего же ты груба, Долли… Впрочем, ты и сама об этом знаешь.
Долли стряхнула пепел с сигареты в пустую тарелку и добродушно пожала плечами:
— Уже почти половина девятого. Почему бы вам не сесть за стол без него? Чем скорее они нажрутся, тем скорее уйдут. А когда Джорджио наконец придет, то будет только благодарен, что вечер в общем-то закончился. Он сможет заняться делами — помимо своего бренди. А в двенадцать мы все отправимся спать.
Донна отбросила тяжелые пряди каштановых волос с лица; это был жест усталости, и Долли сочувственно улыбнулась ей.
— Не захочешь ли ты надрать ему задницу, когда он явится домой, дорогая?
Донна взяла сигарету из рук этой грубоватой, но добродушной пожилой женщины и глубоко затянулась. Задержала в себе дым, а потом выпустила его в виде густого серого облачка.
— Я бы сделала это, Долли, если бы была уверена, что он обратит на это хоть малейшее внимание. Дай ему еще полчаса, а потом накрывай на стол, хорошо?
— Ладненько. А ты иди туда и вступай в драчку. Шестнадцать городских тузов пришли на обед, а наш золотой мальчик даже не дергается! В этом он весь…
В этих словах явственно прозвучала гордость. Долли Паркинс любила своих хозяев. Они тоже любили ее. И что было еще более важно — доверяли ей. Долли могла быть с ними самой собой. И бессовестно злоупотребляла этим. Швырнув окурок в ведро, она принялась ставить тарелки в духовку, чтобы разогреть их.
Донна покинула святая святых своего дома — кухню и снова вернулась в гостиную. А там громкий и резкий, как у ослицы, голос Бетти Хаукинс встретил ее, мгновенный удар по голове словно кузнечным молотом:
— Донна! Донна, иди сюда и скажи этому придурку, что твой муж обязался незамедлительно доставить мне «Карреру»! И на ней должно быть мое имя!
— А когда там день поставки, Бетти? Я забыла…
Донна наклеила на лицо любезную улыбку и вступила в разговор. Про себя она решила воспользоваться советом Долли: «Я надеру-таки задницу муженьку, когда он наконец явится домой».
Портвейн и «Стилтон» уже стояли на столе, и Гарри Робертсон вовсю ругал местное правительство. Донна пыталась изобразить интерес к разговору, однако глаза ее напряженно блуждали по заставленному столу. Вот Банти Робертсон только что прожгла сигаретой дырку на скатерти из венецианских кружев, и свежая дыра, как магнит, притягивала к себе взгляд Донны. Она всегда ненавидела эту женщину… Однако на самом деле до Донны давно дошло, что она терпеть не может всех сидящих сейчас за столом. Может быть, ненависть проявлялась в разной степени, однако для каждого находилась своя форма неприязни. И все же, как частенько повторял Джорджио, гости им нужны. Или, если говорить точнее, они нужны ему. Ведь именно Джорджио устроил этот обед, даже продиктовал ей меню и особенно оговорил вина. И вот теперь кто все перевернул и даже не позвонил, хотя бы для приличия, и не извинился?
Гарри Робертсон сел на любимого конька: суды, его собственная роль в качестве члена магистрата, вынесение приговоров несовершеннолетним преступникам и т. п. Накачавшись алкоголем вполне достаточно — хватило бы, чтобы отправить в нокаут ирландский экскаватор, — он начал монолог о юридической системе.
«Когда-нибудь, — мысленно пообещала себе Донна, — я спрошу его, что он чувствует как юрист по отношению к пьяным водителям». Она уже сбилась со счета: сколько раз он, вихляя, выезжал с дорожки, ведущей к ее дому, пьяный в дым, и зигзагами мчался по улице в сторону шоссе М25! Женушка его при этом икала, и оба они чувствовали себя олицетворением правосудия…
Донна услышала звонок в дверь и вздохнула с облегчением: «Джорджио приехал! Сейчас он все устроит, непринужденно, как он это умеет, и вскоре гости забудут, что хозяин дома не поспел к столу, и начнут, соперничая друг с другом, наперебой убеждать его что, мол, они ничего не имели против того, чтобы немного подождать».
Она встала из-за стола, а Гарри Робертсон с фальшиво-доброжелательной интонацией обронил:
— Ну, вот что, Донна. Не задавай ему трепки. По крайней мере до тех пор, пока мы не разбредемся по домам.
Все почтительно засмеялись. С кончика же языка Донны едва не сорвался дерзкий ответ: «О, значит, вы все-таки собираетесь уходить домой? Хотя бы ради этого момента стоит подождать!»
Уже выходя из комнаты, она успела услышать голос Банти и понять, что та хотела сказать:
— Ну, право же, Донна!..
Этот фальшивый тон буквально сводил ее с ума. Плотно затворив за собой дверь, Донна столкнулась в коридоре с Долли.
— Все нормально, я сама открою.
Долли пожала плечами и пошла на кухню.
У Донны сердце оборвалось, когда она разглядела сквозь двойное стекло входной двери четыре крупных мужских силуэта: Джорджио в добавок ко всему приволок домой еще людей! Голова у нее заболела сильнее — явно начиналась мигрень. Она резко отвела назад плечи, словно стремясь вырваться из собственной узкой груди, сложила губы в широкую улыбку — и распахнула дверь. Донна не забывала: Джорджио всегда нравилось контролировать ее. Или, по крайней мере, делать вид, что он ее контролирует…
