Донна, конечно, понимала: Джорджио мог быть замешан в ограблениях — и принимала это. После того, как она познакомилась с людьми, с которыми он путался, она признавала, что нужно быть абсолютной дурой, чтобы не принимать это. Но когда дело коснулось детских порнографических снимков, тут она не могла поверить, что ее муж и в этом замешан: «Ни за что на свете! Меня тревожит лишь то, что Стефан мог тайно втянуть в это мужа и меня. Мы об этом можем даже не подозревать, если он пользуется неизвестным нам филиалом «Поговори с…». Один только Господь знает, сколько всего таких филиалов.
Моим именем и именем Джорджио Стефан вполне способен прикрывать эту мерзость, образцы которой я сейчас везу в своей сумке».
Рикки сидел у себя в камере и читал газету, когда в дверь к нему постучал Джорджио.
— Все в порядке, Рикки? Только не говори мне, что ты умеешь читать и так далее!
Рикки громко рассмеялся.
— Я также умею считать, Джорджио, когда мне это нужно. Ну? Чем могу служить? Ты же не стал бы царапаться ко мне в дверь ради того, чтобы по-дружески поболтать.
Джорджио уселся на маленький стул с пластиковой спинкой и усмехнулся.
— Мне нужно оружие, сынок. И я готов заплатить за него.
Рикки аккуратно сложил «Гардиан» и положил газету на койку рядом с собой.
— Какое оружие?
— Какое-нибудь опасное. И небольшое. Которым можно резать.
Рикки расслабленно облокотился на койку. Густой дым от самокрутки скрывал его лицо. Джорджио отметил вздувшиеся тридцатидюймовые бицепсы, жесткий плоский живот и покачал головой: Рикки был огромен и силен.
— А для чего оно тебе нужно? Или, точнее, для кого оно тебе нужно?
— Это предоставь знать мне. А тебе разрешаю по возможности выяснить… Но, поскольку оно не для тебя, что ты беспокоишься?
Рикки улыбнулся, обнажив большие белые зубы.
— Это для Левиса?
Джорджио яростно замотал головой.
— Нет, уж, конечно, не для Дональда, черт побери. Мы с ним пришли к взаимопониманию…
— Я слышал, как об этом трепались в крыле, парень. Ты должен заплатить ему деньги. Ну, вот я и думаю: а вдруг ты не хочешь ему платить? Он сейчас слабый и, в общем, не так хорошо защищен, разве нет? В настоящий момент ты можешь навредить ему, поскольку он уязвим.
Джорджио понял, к чему клонит Рикки, и усмехнулся.
— Ты, черный сутенер! Тоже хочешь немного, не так ли?
Рикки не спеша достал новую самокрутку. И поджег ее серебряной зажигалкой «Зиппо». Глубоко затянувшись, он несколько мгновений подержал дым в легких, выпустил его наружу, а потом сказал:
— Я принимаю «черный», Джорджио, но я не сутенер. — Он усмехнулся и передал самокрутку Джорджио. (Тот молча взял ее.) — Я думаю, ты к чему-то готовишься. И очень хотел бы знать, к чему именно. Расскажи мне свою историю, грек, и, — кто знает? — возможно, мы с тобой заключим сделку.
Джорджио некоторое время курил, а затем вернул самокрутку Рикки. Тем временем его мозг работал в бешеном ритме. Наконец он нарушил молчание:
— Ты не должен это никому передавать. Это все должно остаться между нами, хорошо?
Рикки кивнул и наклонился вперед, не вставая с койки, чтобы лучше слышать.
— Ты знаешь двух типов, которых привезли неделю назад, — Твидлдума и его приятеля. Ну этих стариков?
Рикки кивнул.
— Ну, так вот. Они — подонки. Не просто извращенцы, а настоящие подонки, полная мразь. Они входят в группу педофилов, которых недавно повязали. Именно эти двое и закручивали все дело. Сэди слышал о них, и он мне на это намекнул. Очевидно, они растлили его, когда он был ребенком. Я хочу сделать так, чтобы они никогда не забыли о своей вине. Никогда! Я хочу услышать их вопли. И чтобы они разносились по всему этому проклятому крылу.
Лицо Рикки сделалось жестким.
— Грязные ублюдки! — Его сильный акцент кокни выплеснулся наружу, и претензии на мягкий выговор уроженца Вест-Индии был напрочь забыт. — Мерзкие, грязные ублюдки! Они убивали этих детишек, не так ли?
Джорджио кивнул.
— Кроме всего прочего. Один из них, этот здоровенный, Холл, в любом случае занимался такими делами много лет. Похоже, он у них главный. Сначала они мучают детей и записывают эти сцены на видео. А после делают целые состояния, продавая все эти вещи. Другой, Деннинг, тот немного придурковат. Тупой, как дерьмо. Но все равно мерзкий. Именно он растлевал их.
Рикки покачал головой, не веря своим ушам.
— И они еще сидят и жрут рядом с нами? А я еще принял сигарету от этого Деннинга вчера, мать его! Вот же проклятье! Если об этом узнают, свершится убийство.
Джорджио вздохнул.
— Вот почему не нужно, чтобы об этом узнали, понял? Я хочу все сделать сам. И мне нужно оружие. Я посвятил тебя в это, Рикки, потому что доверяю тебе. Левис знает, что я хочу их достать. И он рад, что я беру на себя эту почетную миссию. А если ты решишь когда-нибудь сделать то же самое с Левисом… То что я могу по этому поводу сказать, а?
Рикки зловеще улыбнулся.
— Значит, ты не чувствуешь необходимости как-то помочь мне разобраться со стариной Дональдом?
Джорджио покачал головой.
— Я думаю, что такому большому мальчику, как ты, не нужно помогать, чтобы справиться с карликом вроде него. Но вот его телохранители — это совсем другая игра…
Рикки вытряхнул пальцами пепел из самокрутки и положил остаток гашиша в табакерку.
— Я принял к сведению то, о чем ты сказал, Джорджио. И, между нами говоря, думаю, у нас что-нибудь да получится. А когда это намечается?
— Через десять дней. Идет?
— Мы можем справиться и раньше. Я могу приготовить оружие через три, ну, самое позднее — через четыре дня.
— Через десять дней, — твердо повторил Джорджио. — Это мой план. Я не хочу его менять. И в этом я тебе доверяю, Рикки. Просто положись на меня. О'кей?
Негр кивнул.
— Это справедливо. У тебя, должно быть, есть на то свои причины. А теперь об оружии. Я могу достать тебе лезвие. Опасный клинок. Это тебя устроит?
Джорджио радостно улыбнулся.
— С помощью него мы перевернем эту дыру!
Рикки рассмеялся.
— Но ты последи за своим соседом, этим здоровым гадом. Он готов крепко отстаивать свои интересы, могу побиться об заклад.
— Чоппер нас должен меньше всего беспокоить. Мы можем расправиться с ним через Левиса, если захотим.
— Это как раз мне подходит, Джорджио. В конце концов, мы же не хотим переборщить, правда?..
Они дружно рассмеялись.
Потом Джорджио вновь заговорил серьезно:
