Джорджио принужденно улыбнулся.
— Это настолько надежное место, что законникам понадобится сообщение из Сен-Бернадетта, прежде чем они поверят, что деньги именно в этом месте.
И тут Левис вдруг возбужденно рассмеялся:
— Где же они, Джорджио? — При этом он шутя сложил руки в умоляющем жесте.
— Знаешь ли, я не могу сказать тебе этого, Дональд. Как только я открою рот, можно будет считать, меня мертвецом. Только один человек знает, где спрятаны деньги, и этот человек — я. Пока я не получу ответ на апелляцию и не выберусь на свободу, ты ничего не узнаешь. Но я клянусь, что не подставлю тебя. Ни за что в жизни! Твоя половина в надежном месте, можешь мне поверить. И пока я в безопасности, бабки тоже в целости и сохранности.
Левис вскочил и ударил кулаком по столу, из-за чего тарелки и вилка с ложкой зазвенели на деревянной поверхности стола.
— В целости, мать твою? В целости и сохранности? Ты что же думаешь, здесь детский сад? Ударил меня в самое сердце и надеешься спокойно помереть? У тебя есть доступ к моим бабкам, и я страшно хочу их, черт побери. Я прикрывал это ограбление. Я его устроил, ты меня слышишь? Ты должен был лишь обеспечить машины и пушки, и больше ничего, ни даже чертовой медной бритвы! Но имел наглость совать свою огромную греческую башку в вещи, которые тебя не касаются. А теперь, уж не знаю, в курсе ты или нет, но Уилсона сегодня утром обнаружат повешенным в его камере в «Кэмп-Хилле». В действительности его уже должны были найти мертвым час назад или около того. Если ты не хочешь такой же участи или еще худшей, лучше начни говорить со мной.
На лице Джорджио не дрогнул ни один мускул. Он нарочито спокойно вытащил сигареты и медленно закурил, слыша быстрое и резкое дыхание мужчины, сидевшего перед ним: «У Левиса феноменальный нрав!»
— Прости, но я ничего не скажу. Все, что я могу гарантировать это то, что я их припрятал надежно, как у Христа за пазухой. Прислушайся к этому. Надо было убрать Уилсона. Хотя бы потому, что в Олд-Бейли, эти чертовы полицейские так все перевернули, что только моя смышленость помогла спасти бабки. Они были у меня в руках через минуту после ограбления. Однако мной владело нехорошее чувство: что-то не складывалось. Уилсон слишком напоминал кота с крысой, вцепившейся тому в задницу, а водитель оказался просто долбаным старикашкой. Я присматривал за этим делом — и присматривал за ним вместо тебя! Потому что ты был моим напарником. А теперь я вынужден лишить тебя информации, чтобы ты не прикончил меня. Никто, кроме меня, не знает, где припрятаны эти поганые деньги… Но мне это вовсе не нравится, поверь! — пылко воскликнул Джорджио. — Мне дали восемнадцать проклятых лет, не забывай! Восемнадцать лет, опираясь только на слова этого сукиного сына Уилсона. Уилсона, который сам помог себе устроить крышку. Поэтому, хорошо зная тебя, я должен обеспечить себе небольшие гарантии. Допустим, ты начнешь пытать меня и я заговорю, но все равно непонятно будет, верно ли то, что я рассказываю. В зависимости от того, как я буду себя чувствовать, ты можешь пытать меня хоть до второго пришествия, но все равно ничего не добьешься. Даже Большой Гарри не запугал меня. Меня пугает восемнадцатилетний срок, Левис. Я не хочу отбывать его, и если не получу возможность уйти под честное слово, то в любом случае покончу с собой!
Левис снова уселся на место. Он понимал, что Джорджио пытается спасти себя, и он принимал это. Понимал он и другое: Джорджио намеревается сохранить изрядную долю денег за собой. Больше всего Левиса сейчас бесило, что у Джорджио на руках полная колода карт, и даже джокеры. Потому что в глубине души Левис знал: все, сказанное Джорджио, правда, только он один знал, где спрятаны деньги, и это — его страховка.
Глаза Дональда Левиса засветились от сдерживаемой злости. Он улыбнулся и сказал:
— Мы с тобой друзья, Джорджио. А друзья не должны ссориться, особенно из-за денег. Я признаю, что поступил с тобой немного жестоко. Чуть перестарался. Однако уверен, мы с тобой можем кое о чем договориться. Ты охраняешь свой покой, и я принимаю твои доводы. Но если — я подчеркиваю, если! — ты получишь возможность выйти под честное слово и выберешься отсюда, то тебя повсюду будет сопровождать мой дружок. До тех пор, пока то, что я хочу получить, не окажется в безопасном месте. А если ты проиграешь апелляцию… — Левис коротко хихикнул. — Тогда, боюсь, нам придется внести коррективы в ситуацию.
Джорджио испустил тяжелый вздох облегчения.
— Это вполне справедливо, Дональд. Впрочем, ты всегда был порядочным человеком. Я принимаю твои условия. Знаешь, я восхищаюсь тобой! Ты великий человек, у тебя есть репутация. Хотя есть и заморочки. Из собственного опыта знаю: могу доверять тебе безоговорочно. И лишь хочу, чтобы ты так же беспрекословно доверял мне.
Левис снова усмехнулся, на сей раз не так враждебно.
— Да, я доверяю тебе, Джорджио, доверяю…
После чего встал и протянул руку. Джорджио понял, что его отпускают. Встав, он пожал протянутую холодную руку Левиса и направился к выходу из камеры.
Когда он подошел к двери, Левис вдруг спросил:
— А кстати, Джорджио, как поживает твоя жена? Такая миленькая девочка! Я слышал, что она взяла на себя некоторую часть работы, когда тебя упрятали сюда. Немногие женщины поступают так в наше время. Хорошенькая девочка, насколько я помню. Красивые ножки…
Джорджио обернулся и посмотрел в ухмыляющееся лицо Дональда.
— Позор будет, если с ней случится что-нибудь не так, не правда ли?..
По пути обратно в свою камеру, Джорджио вихрем роились мысли в голове: «Важнее всего одно: мне надо выбраться из этого места, и как можно скорее… Апелляцию могут рассматривать в течение трех лет. И эта перспектива пугает меня больше всего…»
…Даже три дня, проведенные с Левисом, дышавшим ему в затылок, были бы кошмаром. А как справиться с ситуацией, когда эти дни превратятся в месяцы, а потом и в годы? Единственно правильным будет — не давать Левису ни пенса из тех денег, что получены с ограбления. Эти деньги его, он заслужил их, и сумма составляла почти три четверти миллиона фунтов.
«Если мой план удастся, я буду преспокойно наслаждаться жизнью до конца своих дней. Больше никаких ограблений, чтобы платить кому-то на строительных площадках, и никаких тебе забот… — Он никак не мог дождаться, пока Донна поймет, что единственные реальные деньги, которые у них были, инвестированы в дом. Он даже не владел машинами: брал их по лизингу. Его банковский счет был почти исчерпан выплатами поставщикам за материалы для строительства, а доход с автомобильного аукциона представлял собой не более чем карманные деньги. Много лет он тратил больше, чем имел доходов.-…Но разве не все так живут? Это же было мечтой молодого правительства тори в начале восьмидесятых. Сейчас занимай, а позже плати!»
Что ж, платить всегда было крайне неприятным делом для Джорджио Бруноса, а он всю свою жизнь избегал делать то, что ему не нравилось.
Донна сидела в ресторанчике в Кэннинг-тауне и наблюдала, как папаша Брунос готовит клефтико. Его большие грубоватые руки проворно сновали по рабочей поверхности стола. Он тихонько напевал себя под нос. Донна вдыхала запахи кухни, а также орегано, базилика и красного вина, которые всегда здесь присутствовали.
