— Что ж, Уилсон уже заплатил за свой донос.
— Каким образом? — нахмурилась Донна.
— А ты разве не знаешь, Донна? Он покончил с собой в тюрьме «Кэмп-Хилл» примерно две недели назад.
— Он убил себя? — Донна широко раскрыла глаза.
— Так мне сказал Стефан, — подтвердила Нуала. — Я полагала, что он и тебе сообщил.
Донна отрицательно покачала головой.
— Он ни слова не говорил мне об этом.
— Наверное, он не хотел, чтобы ты волновалась. Наверное, и я не должна была ничего говорить.
— Каким образом, черт побери, Джорджио собирается выйти под честное слово, если единственный человек, который мог бы доказать его невиновность, мертв? — В голосе Донны послышались истерические нотки.
— Успокойся, дорогая. Твои переживания ему все равно не помогут, не так ли? Если ты будешь в таком состоянии…
— Но если Уилсон мертв… Он оставил хотя бы какую-нибудь записку?
— Не знаю. Стефан ничего об этом не говорил.
Донна в отчаянии закрыла ладонями лицо.
— Теперь они ни за что не поверят ему, — прошептала она. — У него был единственный шанс — Уилсон. Единственный шанс! Если бы Уилсон решился сказать всю правду или если бы смогли бы доказать, что он лжет.
Нуала подошла к невестке и погладила ее по густым каштановым волосам.
— Мы это докажем… В действительности нам будет легче сделать это теперь, когда он мертв. Я понимаю: это звучит жестоко. Но зато он не сможет теперь назвать нас лжецами, ведь так?
Донна мысленно признала разумными доводы Нуалы.
— А как он умер?
— Повесился, я думаю, — пожала плечами молодая женщина. — Да, вроде бы его нашли повесившимся в камере.
Донна возбужденно провела пальцами по волосам.
— Надеюсь, ты права. Может быть, теперь они поверят Джорджио. Я встречусь с его адвокатом. Тому, наверное, уже сообщили об Уилсоне. И он должен был мне об этом сказать! Адвокат должен знать, оставил ли Уилсон какое-нибудь письмо. Ведь правда?
— Ну, если он об этом еще и не знает, то сможет как-нибудь выяснить.
— Скорее всего ты права, Нуала. — Донна почувствовала, что у нее поднялось настроение. — Возможно, теперь, когда этот Уилсон мертв, нам будет легче доказать, что он лгал.
— Мы можем попробовать, дорогая, — улыбнулась Нуала. — Мы только можем попытаться.
Маэв и Донна сидели перед мистером Уильямом Ботом, адвокатом. Его худое, острое книзу лицо было лишено какого-либо выражения. Он вытер крючковатый нос бумажным носовым платком и непринужденно швырнул тот в мусорное ведро.
— Я вполне уверен, что Петер Уилсон покончил с собой, миссис Брунос. Но сам этот факт не окажет никакого влияния на решение по апелляции вашего мужа. Похоже на то, что Уилсон совершил самоубийство на грани умственного помешательства. Приговор и тюремное заключение могли в значительной степени способствовать развитию у него депрессии.
— Но он получил всего пять лет! — Зычный голос Маэв звучал оглушительно в маленькой комнате.
— Для большинства людей пять лет — это очень много, миссис Брунос. Вы должны понять: этот человек страдал клинической депрессией. Разумеется, случилось несчастье, но его избежать было невозможно. Если человек захочет убить себя, он это сделает. На самом деле в соответствии с рапортом коронера Уилсону пришлось держать поджатыми ноги, пока он не потерял сознание. По всему видно, что он был настроен решительно. На потолке камеры не было ничего такого, чем бы он мог воспользоваться в качестве крючка. Ему пришлось использовать железную дверную скобу на внутренней стороне двери его камеры. Рост Уилсона составлял пять футов и десять дюймов, а стандартная дверь имеет высоту шесть футов шесть дюймов. Ему не так просто было повеситься, если вы понимаете, что я имею в виду. Для того чтобы не касаться пола под действием собственного веса, ему пришлось в буквальном смысле поджать ноги и держать их на высоте одного фута или восемнадцати дюймов над полом. А, потеряв сознание, он невольно опустился вниз — и это практически довершило удушение.
Маэв в ужасе закрыла глаза.
— А на чем он повесился? — слабым голосом спросила она.
— На шнуре от детской прыгалки, между прочим. Он, по-видимому, взял ее у ребенка в комнате свиданий, когда к нему приходили жена с детьми. Как я уже говорил, он был настроен весьма решительно.
— Так как же это повлияет на апелляцию моего мужа? — едва дыша, спросила Донна.
Бот тяжело вздохнул.
— Апелляция вашего мужа готова, миссис Брунос. Как только будут заново сличены все показания и заявления, касающиеся настоящего ограбления, и собраны дополнительные доказательства, мы сможем начать процесс.
— А насколько велики у вас надежды на его оправдание? — тихо спросила Маэв.
Уильям Бот растянул рот в болезненной улыбке.
— Я никогда не даю обещаний, если не уверен, что смогу сдержать слово, миссис Брунос. Буду стараться изо всех сил. Большего не обещаю.
— Но теперь, когда Уилсон мертв… Может, он убил себя потому, что солгал?
— При всем моем уважении к вам, миссис Брунос, скажу так: без помощи медиума мы вряд ли смогли бы доказать подобное. Конечно, мы обязательно намекнем на это. Но невозможно использовать эти догадки в качестве главного основания для апелляции. Что нам нужно — так это сильные факты. Свидетельства! Все свидетельства, имеющиеся в распоряжении полиции, в качестве доказательств выглядят весьма условными, равно как и заявления Уилсона. Без него, я могу вам смело сказать, наша позиция укрепилась. Но… Я уже говорил: никогда не даю людям пустых обещаний и не внушаю ложных надежд.
Маэв и Донна поднялись со стульев.
— Что ж, спасибо, мистер Бот, что уделили нам время… Между прочим, осмелюсь задать вам прямой вопрос: вы по-прежнему работаете на нас? — Голос Маэв вновь обрел силу.
— Да.
Донна заметила, что адвокат несколько смутился.
— В таком случае я советую вам начать зарабатывать деньги. Всего хорошего, мистер Бот!
Маэв торопливо покинула офис.
Лицо Донны стало пунцово-красным. Она кивнула на прощание адвокату и вслед за свекровью покинула помещение. А когда за ней закрывалась дверь, она успела услышать глубокий вздох облегчения. «Похоже, — подумала Донна, — этот человек избавился от великого бремени».
Дональд Левис наблюдал, как Джорджио играет в футбол. Теперь он играл в пятой команде, и они тренировались, чтобы в воскресенье днем сразиться с командой другого крыла — заключенных категории «В». Все как один отказывались давать заранее заключение о возможном счете будущей игры: команда особо опасных преступников всегда побеждала, выигрывая даже у тюремщиков.
— Мне это кажется — или Брунос на самом деле наглеет? — сквозь зубы проговорил Уолли Вогстаф.
