Захлебывался слезами и шептал во тьме единственное слово:
— Донна!
«Если что-нибудь случится с ней, я убью Левиса голыми руками! — Джорджио озирался в камере по сторонам, как посаженный в клетку зверь. — Левис — крупная шишка, по правде говоря, самая крупная, но я, Джорджио Брунос, перехитрил ублюдка. Даже если это будет последним, что я сделаю в этой жизни, но я все же перехитрю его. Теперь это мое личное дело». — Джорджио даже не подумал о том, чтобы сообщить полиции о Левисе, потому что понимал: это ему ничего не даст. У него нет доказательств — только слова трансвестита-убийцы.
Однако он поклялся, что сам добьется кое-чего от Левиса. Когда-нибудь, как-нибудь он вытрясет из того душу. Всю ночь Джорджио провел, рисуя в сознании образы Донны и всего того, что может произойти с ней, пока он заперт здесь, в карцере.
На следующий день он вышел из карцера другим человеком.
И в тюрьме это заметили. Причем многие.
Глава 6
Как и Дональд Левис, Фрэнки Уайт был человеком незаурядным — в смысле масштаба личности и особенностей репутации. Свой первый приговор он получил, когда ему исполнился двадцать один год; Фрэнки дали десять лет за попытку убийства, отягощенную разбойным нападением. Он избил дружка жены почти до смерти и хотел было сотворить нечто подобное с женой, когда ему помещала нагрянувшая полиция. Один из ударов, который нанес Уайт любовнику жены, оказался настолько сильным, что сломанное ребро проткнуло тому сердце. И только вмешательство опытного хирурга спасло жизнь парню, который теперь жил в двухкомнатной квартирке в Попларе. Известно было, что он теперь не способен не только взбираться самостоятельно вверх по лестнице, но и совокупляться с женщинами, так как ревнивый муж несколько раз наступил ему на пах. Первая жена Фрэнки вообще исчезла без следа.
Фрэнки отправился в тюрьму как герой, а через семь лет вышел оттуда отъявленным негодяем. С тех пор он постоянно впутывался в разные гнусные делишки: финансировал ночной клуб, участвовал в строительном консорциуме, в организации тотализаторов. Теперь ему стукнуло сорок три года, и он был женат на двадцатишестилетней женщине, которая родила ему подряд троих детей. Дети стало для него смыслом жизни. В возрасте, когда большинство его ровесников уже подумывают о внуках, он все еще финансировал собственных детей. Только сейчас Фрэнки Уайт осознал всю глубину чувств, которые подарило ему отцовство.
Вместе с тем как известный авторитет он имел возможность приложить руку ко многим незаконным акциям: к вооруженным ограблениям, к торговле наркотиками, к вымогательству практически у кого угодно…
Уайт вышел в сад вместе с маленьким сыном, Фрэнки-младшим, и улыбнулся проказам дочек. Лизель в свои пять лет была настоящей маленькой плутовкой. Но, к сожалению, она унаследовала его крючковатый нос, Фрэнки намеревался скрыть свое еврейское происхождение и сделать девочке пластическую операцию, когда она станет для этого достаточно взрослой. Дездемона, которой было три года, казалась миниатюрной копией матери: светленькая пампушка с ангельским личиком и визгливым голоском. Счастливый отец проследил взглядом, как девочки вместе бегут к плавательному бассейну, и усмехнулся. Фрэнки-младший, которому только что сравнялось десять месяцев, заулыбался вместе с отцом. Это был крупный веселый ребенок, и Фрэнки обожал его.
Едва девочки стащили с себя платьица, как Фрэнки Уайт заметил человека в маске, затаившегося в кустах слева от бассейна. Уайт обратил внимание на пистолет у того в руке, и инстинктивно крепче стиснул в объятиях сына. Лизель громко закричала в тишине дня, как только мужчина открыл огонь, и ошеломленно, не веря своим ощущениям, как и своим глазам, Фрэнки почувствовал, как пули пронзили его тело и тельце сына. И, уже падая на землю, в предсмертных корчах, он все еще пытался защитить ребенка. Тело Уайта тяжело ударилось о землю, и последним, что он увидел, было изумленное личико малыша с широко раскрытыми глазами. На лице мальчика так и застыла веселая беззубая улыбка. Но следы жизни исчезли.
Трэси Уайт делала покупки на рынке Ист-Хэм вместе со своей сестрой Сандрой. На рынке их и отыскала полиция. Она в недоверчивом оцепенении выслушала то, что говорили ее мать и полицейские.
— Но ведь мы живем в Суррее. Как это могло случиться в Суррее? — вот и все, что смогла вымолвить она.
И ни у кого не хватило мужества сообщить ей о гибели младенца-сына.
Глава 7
Долли поставила перед Донной яйцо-пашот на тосте.
— Проглоти-ка это, любимая, а я приготовлю тебе все на день. Донна отпила глоток чая «Седой граф» и улыбнулась.
— Ты и твои завтраки, Долли, это чудо.
Домработница щедро положила еды и себе в тарелку — пузырящуюся и шкворчащую яичницу с беконом.
— Моя мать всегда говорила, что завтрак — самая важная еда в течение дня. И она права. А теперь съешь все это.
Донна уставилась на свою тарелку с аппетитной бело-желтой массой и кусочком коричневого тоста и вздохнула. С каждым днем она все меньше и меньше удовольствия получала от еды.
— Интересно, а что ест на завтрак Джорджио? — вдруг спросила она.
Долли фыркнула с набитым ртом.
— Намного больше, чем ты, дорогая. Мой старикан говорил, что в тюрьме их кормили до отвала. Каша, яйца, тосты, мармелад. Галлоны чая или кофе, фруктовый сок. И всего помногу.
Донна мгновенно просветлела.
— Правда? А у меня создалось такое впечатление, что еда у них не очень хороша…
Долли прожевала большой кусок бекона и покачала головой.
— Они питаются нормально. Ну а ты давай ешь все это.
Донна приступила к еде. Долли попросила у Господа прощения за свою ложь о тюремной еде: «…но я сказала так ради Донны, девочка просто тает на глазах».
Пронзительный звонок настенного телефона на кухне прервал их беседу. Донна встала из-за стола и подняла трубку.
— Алло?
— Это ты, Дон-Дон?
— Джорджио! Ты где?
— Успокойся, любимая. Я все еще в тюрьме. Тюремный капеллан позволил мне позвонить тебе. Я немного пал духом. Скучаю по тебе, любимая.
Когда голос его затих, Донна почувствовала, что сердце у нее разрывается от любви к этому человеку: он попросил у кого-то разрешения позвонить ей лишь потому, что соскучился по ней!
— Так приятно слышать твой голос, Джорджио. — Голос Донны прозвучал чуть хрипловато из-за переполнявших ее эмоций. — Я тоже скучаю по тебе, любовь моя. Правда! И с каждым днем все больше. Не могу поверить, что я говорю с тобой.
Джорджио тяжело вздохнул.
— Послушай, Донна, сделай милость, дай на секунду трубку Долли, ладно?
— Конечно. Долли, иди поговори, это Джорджио!
Долли с потрясенным видом взяла трубку.
