Пэдди задумчиво поднял на него глаза:
— Ты сказал «ее»! Значит, покушение будет на женщину? Ведь так? Ты знал, что это предназначено для Донны Брунос!
Оба китайца опустили глаза.
Пэдди набрал побольше воздуха в легкие:
— Заводи, Пэдрейк, и поедем в Мэнор-парк, в одну небольшую фирмочку, которую я знаю. Хочу преподнести этим двоим урок, которого они никогда не забудут.
Едва «Транзит» отъехал в предрассветных сумерках, младший из китайцев начал покрываться холодным потом. Все знали, что в Мэнор-парке, на востоке Лондона, находится крематорий. И если люди вроде Пэдди Доновона везли кого-либо в ту сторону, то несчастные редко возвращались обратно. Или вообще никогда не возвращались. Ведь еще больше тел исчезло там на законных основаниях, и их тоже с тех пор никто никогда не видел.
Микроавтобус ехал по дороге А13, по пустынным утренним улицам, увозя в неизвестность двух перепуганных насмерть пассажиров. А Донна тем временем перевернулась во сне на другой бок, чуть слышно пробормотав имя мужа.
Снаружи на территории, прилегающей к дому Донны Брунос, расположились пять мужчин: трое наблюдали за задним двором, а двое спрятались перед домом. Они поддерживали контакт друг с другом посредством миниатюрных раций. В первый раз сыграл свою роль элемент внезапности. Однако как только Левис поймет, что первые посланные им террористы-бомбисты перешли в разряд пропавших без вести, на смену им будут отправлены следующие, готовые к дальнейшим действиям.
Джон О'Крэди зажег себе небольшую сигару «кофе с кремом» и принялся смаковать вкус подожженного табака. Это напомнило ему старое время — пятидесятые и шестидесятые годы, когда злодеи были просто преступниками, а все эти сутенерские выверты с компьютерами маячили в далеком будущем.
Чуть позже, этим же утром, Донна выехала с дорожки на улицу, и Джон тут же вскочил на мотоцикл и, выдерживая дистанцию, поехал за ней: «Она милая крошка и не заслуживает получить пулю из-за своего старика». В отличие от многих своих сверстников Джон по-настоящему не любил Джорджио Бруноса. Даже несмотря на то, что в жилах Бруноса текла капля ирландской крови, Джону все равно было трудно полюбить старикашку. Джорджио представлялся в целом довольно приятным типом, но, по мнению Джона, большую часть времени Брунос играл вне лиги, а его заключение показало это каждому. Левис — вот человек, которого стоило бояться. Жадность Джорджио поставила его миниатюрную жену в опасное положение, и Джон считал, что в подобное трудно поверить и еще труднее это простить.
Донна выехала на шоссе М25 в сторону Рэмсфорда, и Джон вздохнул: «Похоже, мне предстоит долгий день».
Джорджио нехотя ел свой завтрак, с усилием пропихивая куски пищи в горло. Он как раз доедал последнюю корку хлеба, когда Рикки вызвал его к Левису. Джорджио беззаботной походкой пошел за чернокожим, хотя сердце прыгало у него в груди.
Левис ковырялся в зубах серебряной зубочисткой, и от этого зрелища Джорджио почувствовал тяжесть в желудке.
— Привет, Джорджио! Ну так как мы поживаем? — холодно спросил Левис.
— Со мной все в порядке, спасибо. А ты? — Джорджио сам поразился тому, с какой спокойной расслабленностью прозвучал его голос.
Похоже, Левис тоже этому поразился.
— Садись, я хочу немного поболтать с тобой, — бросил он.
Джорджио сел напротив него и оглядел камеру. В отличие от обстановки в большинстве камер стены у Левиса не были украшены фотографиями пухлых блондинок в разных стадиях обнаженности. У него в камере отсутствовали и гравюры в стиле Чиппендейла, какие висели обычно в камерах многих гомосексуалистов. На стенах висели лишь красивые яркие открытки с изображениями цветов, деревенских домиков и одна большая картина, изображавшая тигра. На столе возле одиночной койки стояла фотография его матери в серебряной рамке: маленькая женщина сияла улыбкой в камеру. На ней была ярко-красная шляпа-таблетка, седые волосы аккуратно собраны в небольшой пучок, губы подкрашены ярко-оранжевой помадой. Глядя на эту фотографию, Джорджио содрогнулся.
— Приятная комнатка, не правда ли? Тебе нравятся мои занавески? Я попросил ребят сшить их для меня в мастерской. Они подходят к стеганому одеялу, как ты думаешь? — Голос Левиса звучал мягко, вкрадчиво, словно он умолял об одобрении. И Джорджио вновь изумился разнообразным граням его характера. Вслух он сказал:
— Выглядит очень мило.
Левис довольно улыбнулся.
— Как только получишь свою апелляцию, тоже начнешь думать о том, как бы украсить свою камеру. Но только мне важные люди сказали, что ты отсюда не выйдешь. — Он произносил эти слова, не переставая улыбаться.
— Только не рассказывайте мне, что вы теперь управляете и пенитенциарной системой, мистер Левис. Мне трудно поверить в то, что можно иметь такие длинные руки, пусть даже речь идет о вас.
Левис холодно уставился на Джорджио; он принял это оскорбление к сведению, но отложил реакцию на него на будущее.
— А как поживает твоя жена, Джорджио? Хорошо, не так ли?. — В голосе Левиса слышалось настолько явное самодовольство, что Джорджио затошнило от предчувствий. Он был уверен, что Левис знает что-то, чего не знает он, Джорджио, и ему с трудом удалось совладать со своим голосом.
— Может быть, вы скажете мне об этом, мистер Левис? Похоже, вы больше меня знаете.
Левис отпил глоток свежего колумбийского кофе и демонстративно вздохнул:
— Будет настоящим позором, если с ней что-нибудь случится, не так ли? Я хочу сказать: ты ведь обязательно услышишь об этом, да? Ты не читал в газете на днях о том, как одной птичке подложили в машину бомбу? Это сделал ее старикан, а бомба была крошечная. Она не умерла, но ее здорово порезало. Бомба лежала прямо под ее сиденьем. Вот его-то разнесло на куски. Ведь что вытворяют люди, а? — Левис покачал головой, якобы рассерженный на людей. — От этого даже желудок сжимается, правда? Я и подумать не могу, что с маленькой Донной может случиться нечто подобное. Ты ведь живешь в Эссексе, не так ли? Хороший такой, здоровенный домина, как я слышал, теннисный корт, бассейн. Наверное, оно стоит несколько миллионов — твое семейное гнездышко? Хотя у тебя нет детей. Позор! Мне бы ты больше нравился, если бы у тебя были бы дети. — Левис знал, что большинство людей при мысли об опасности, грозящей их детям, легко попадают под его власть. И играл на этом. — Ты помнишь Дэнни Саймондса? (Джорджио молча кивнул, заранее боясь услышать продолжение.) Какой ужас произошел с его мальчиком, не правда ли? Ему только шестнадцать лет исполнилось, а его сшиб какой-то лихой водитель, когда тот зазевался, возясь со своим пакетом. Никто так и не узнал, кто это сделал. Какая трагедия! Правда, было бы лучше, если бы парень погиб на месте. А то сейчас он превратился в овощ, проводит жизнь в больнице. Я слышал, что от этого старуха Лоррейн, жена Дэнни, чуть не смежила веки. Бедная корова! Единственный ребенок, а? А как звали парня?.. — Левис сделал вид, что вспоминает. — Ну да, Эрик. Что за паршивое имя, а? Эрик…
