Джошуа – неплохой человек, он будет заботиться о ней». Так Молли пыталась успокоить себя.
Прошла неделя, а Бриони так и не слышала ничего о Томми. Она послала ему три записки, но он не ответил ни на одну – словно в воду канул.
Слезы вновь покатились у Бриони по щекам. «Что ж, скоро мне в любом случае придется иметь с ним дело, пусть даже речь пойдет только о бизнесе. И если я хотя бы раз поговорю с ним, то все будет в порядке. Я постараюсь дать Томми понять, как я сожалею обо всем, что сказала, как сильно по нему соскучилась, как я люблю его…»
Дверь кабинета резко распахнулась, ворвалась Берни, и Бриони застонала:
– Что тебе нужно?
– О, я вижу, ты мне искренне рада! – засмеялась Берни. Бриони слабо улыбнулась:
– Прости, я начну снова. Что я могу сделать для тебя, Бернадетт?
– Да ничего. Я просто подумала, не заглянуть ли к тебе, вот и все. Хоть посмотреть, как сестра выглядит.
– Со мной все в порядке, Берни.
– Значит, от Томми ни слова?
– Ни слова.
– Он вернется. – Голос Берни звучал уверенно.
– Надеюсь, – засмеялась Бриони. – Но у меня такое чувство, что на сей раз он не вернется.
– Ну и хрен с ним, если так. Он больше потеряет, чем ты. Пусть проваливает.
– Как поживает Керри? – Бриони захотелось сменить тему.
Берни усмехнулась:
– Наша Керри спит, у нее выдалась тяжелая ночка.
– Что ты хочешь этим сказать? У нее завелся любовник? Правда? Мы с мамой интересуемся. Кто он?
Берни лукаво улыбнулась:
– Я поклялась хранить это в секрете, Бри, и даже тебе не могу рассказать. Но могу намекнуть. Он – последний человек в мире, на кого ты могла бы подумать.
Бриони почувствовала в голосе Берни злобу и встревожилась.
– Он женат, в этом проблема?
Берни покачала головой.
– Нет-нет, я ничего не знаю.
Бриони внимательно посмотрела на сестру и произнесла:
– Берни, давай начистоту: ты приехала, чтобы немного напакостить. Так что если хочешь что-то сказать, то либо говори, либо заткнись и перестань ходить вокруг да около.
Берни фыркнула.
– Я не собираюсь ничего говорить, Бриони. Если тебя интересуют дела Керри, узнай у нее обо всем сама. Сейчас ты ее застанешь дома, в постели. Она не встанет раньше пяти. Всю ночь бодрствует, весь день спит.
Бриони засмеялась и покачала головой.
– Вы с ней обе ветрогонки, Берни.
Керри сидела в своей маленькой кухне с Эвандером, ела тосты и пила крепкий чай, от души положив в него сахара.
– Расскажи мне про Алабаму, Эвандер. Ты никогда ничего мне не рассказывал об Америке.
Эвандер медленно жевал тост, словно нарочно дразня Керри. Он знал, что его подружка нетерпелива. Она раздвинула его руки и уселась к нему на колени.
– Ну давай, Эвандер, не беси меня. Он поцеловал ее в губы.
– Слушай, Керри, скажем так: моя жизнь там очень отличалась от жизни здесь, в Англии.
Керри вскочила, уперла руки в бока и бросила на него суровый взгляд.
– Я не дитя, Эвандер, и не стану плакать! Прекрати обращаться со мной как с ребенком. Если я когда-нибудь поеду туда, я должна знать, чего мне следует ожидать.
Он положил остатки тоста на тарелку и аккуратно вытер руки о салфетку. У Керри появилась безумная идея – поехать в Париж, а оттуда отправиться в Америку. Сколько он ни пытался ее урезонить, она не хотела ничего слушать. Эвандер понял, что настало время рассказать Керри настоящую правду. Придется выложить все. Придется объяснить, почему они никогда не смогут быть вместе, жить как муж и жена.
– Садись, Керри. Садись и успокойся. Я скажу тебе то, что ты хочешь знать.
Он произнес это почти шепотом. Усевшись на стул напротив него, Керри взяла свою чашку с чаем и приготовилась слушать. Лицо ее сияло, словно подсвеченное изнутри.
– Так вот… В Алабаме с черными обращались хуже, чем с животными. Черные с утра до вечера работали на фермах, но вся живность получала еду в первую очередь, равно как и тепло и кров. Обычно негры спали во дворе. Их дети начинали работать, едва выучившись ходить, – кормили домашнюю птицу.
Моя мать закрутила роман с мулатом по имени Расти Дорси. Это был высокий человек с хорошо подвешенным языком. Моя мать за три года родила от него троих детей. Я был первым, потом родились, мои сестры. Расти работал неподалеку, он был отличным столяром. И вдруг он уехал. У моей мамы, Лизель, разбилось сердце, она жила надеждой, что он вернется. И он вернулся, да, но лишь когда разорился вконец. Через некоторое время он вновь принялся бродяжничать.
Мой дедушка любил его. Они оба любили поговорить, а за разговором и выпить, но, правда, мой дед в отличие от Расти был очень религиозен. Мы все жили в одной маленькой лачуге. Там не было ни спален, ни туалетов, ничего такого. И каждый все обо всех знал. Совсем никакой личной жизни. Впрочем, детям она и не нужна.
Керри кивнула, вспоминая свое детство, подвал, плотно прижатые друг к другу тела в постели.
– Когда мне исполнилось пять лет, мать отвела меня на работу в дом к белой женщине. У нее был слуга по имени Тобиас, здоровенный негр. И вот эта женщина, мисс Глория Дэй… она была старше его, настоящая старуха… Она не собиралась умирать, наоборот, ее переполняла энергия. О господи, я видел, как она на него глядела!
Он засмеялся, и Керри улыбнулась. Она не отводила глаз от его лица.
– Да, она любила черное мясо, эта Глория Дэй! И Тобиас, похоже, тоже ее любил. Я понравился ему. Он знал, что я люблю слушать, когда играют на пианино. Мисс Дэй играла, а я слушал, но если забывал подмести крыльцо или вымыть пол, меня пороли розгами. Мисс Дэй однажды спросила: «Эвандер, тебе нравится, как я играю на пианино?» И я честно ответил: «Да, мэм». Тогда она решила учить меня играть на пианино. Я проводил с ней часы, слушая ее игру. Я готов был сидеть и слушать днем и ночью. Понимаешь, она была интересным человеком.
Что ж, я быстро все схватывал, и это радовало ее. Когда я играл, она смеялась как сумасшедшая. Так прошло пять лет – лучшие пять лет моей жизни. К одиннадцати годам я уже мог сыграть любую вещь, какую бы она ни попросила. Сейчас я думаю, что я заменял ей родных детей, которых у нее не было. Мисс Дэй даже пыталась устроить меня в школу, но власти не разрешили. Я-то с самого начала знал, что ничего не выйдет, и потому не слишком расстроился.
– Как это чудесно! У тебя было прекрасное детство…
Эвандер громко расхохотался.
– Нет, Керри. У негров не бывает детства. Однажды утром мы с матерью увидели, что мисс Дэй сидит на крыльце. Выглядела она неважно. У нее было такое белое лицо – белее ее седых волос, белее ее платья…
