Омура кивнул.
— Будем считать, что вопрос исчерпан. Я уже приказал моей службе безопасности и лос-анджелесской полиции прекратить поиски вашего сына. А теперь нам нужно обсудить кое-что гораздо более важное.
Ник на это мог только моргнуть. Более важное?
— Не знаете ли вы случайно, где мой сын, Омура-сама? — выпалил он.
Советник поставил стакан и раскрыл ладони, словно показывая, что ему нечего скрывать.
— Не знаю и не имею никаких предположений. Иначе я бы вам сказал, Ник. Если бы сотрудники моей службы безопасности нашли его и… убили… то я и тогда сказал бы вам правду.
«И я бы голыми руками прикончил тебя, здесь и сейчас», — подумал Ник.
Подняв взгляд на Даити Омуру, он осознал, что старик отдает себе отчет в этом. Никакой охранник не успел бы ворваться в комнату и убить Ника, прежде чем тот сломал бы Омуре шею.
— Итак, поговорим о более важных делах? — сказал Омура и снова взял стакан с виски.
— Конечно, — ответил Ник, преодолевая спазм в горле. — О каких?
— Во-первых, о вашем участии в борьбе между мной, Хироси Накамурой, доном Кож-Ахмед Нухаевым и многими другими. Вы уже начали чувствовать себя пешкой в шахматной партии, Ник?
Ник рассмеялся. Он уже много недель не смеялся так легко и свободно.
— Скорее пушинкой, которую занесло ветром на шахматную доску, Омура-сама.
— Значит, вы ощущаете свое бессилие. — Старик внимательно поглядел на него. — И чувствуете себя так, словно у вас не осталось никаких ходов.
— Ну, может, всего несколько, — признался Ник. — Но они мне ничего не дадут. Это как король под шахом — мечется по одним и тем же клеткам.
— А в конечном счете выходит пат.
— Нет, я не вижу ни малейшей возможности добиться такого превосходного и яркого результата, как пат.
Омура улыбнулся.
— Минуту назад вы были пушинкой, по ошибке попавшей на шахматную доску. А теперь вы — король, которому объявлен шах. Какая же из ваших метафор соответствует действительности?
— Ну, с метафорами у меня всегда было неважно, Омура-сама. И вы уже поняли, что я ни хрена не понимаю в шахматах.
Теперь настал черед Омуры засмеяться.
— Одно хочу сказать, — продолжил Ник. — В Санта-Фе дон Нухаев нес какой-то вздор — мол, за то короткое время, что мне остается жить, я, по крайней мере, могу повлиять на жизнь миллионов людей. Я решил, что это пустая болтовня. Но есть ли в его словах хоть капля правды?
— Есть, Ник, — тихо проговорил Омура, но в объяснения вдаваться не стал. Минуту спустя он добавил:
— Как докладывают мои информаторы, к завтрашнему вечеру Хироси Накамура вернется в свою крепость над Денвером и потребует сказать, кто именно убил его сына. Вы способны это сделать, Ник?
Ник снова задумался, на сей раз непритворно: ему действительно нужно было отделить зерна от плевел.
— Пока нет, Омура-сама, — ответил он. — Но возможно, к завтрашнему вечеру буду способен.
Старик-советник снова улыбнулся:
— И возможно, лошадь научится говорить, а, Ник?
Ник слышал эту притчу от Дары и не смог сдержать улыбку.
— Да, что-то в этом роде.
И тут Омура сказал:
— Если вы вернетесь в Денвер, Боттом-сан, то непременно умрете.
Еще он предупредил Ника, что «полковник» Сато будет ждать его вечером в аэропорту Джона Уэйна. Ника от этих слов пробрала дрожь.
— Если я признаюсь, что не нашел убийцу Кэйго, советник Накамура обязательно прикажет меня убить, — сказал он.
— Да.
— Если я найду недостающую улику, подтверждающую вину убийцы, Накамура все равно прикажет меня убить.
— Да.
— Почему? Зачем меня убивать, если я сделаю то, для чего был нанят? Почему он не может заплатить мне… или не заплатить? Первый вариант я, видимо, исключил сам, согласившись на маленький аванс вместо полного платежа, чтобы срочно попасть в Лос-Анджелес. Но почему просто не дать мне вернуться к моей жалкой жизни, к флэшбэку?
Омура долгое мгновение молча смотрел на него.
— Думаю, вы уже знаете ответ, Ник.
Ник знал, и это знание не приносило ему ничего, кроме подкатывающей к горлу тошноты.
— Я слишком много знаю, — произнес он наконец. — Я стану угрозой для Накамуры и для его намерения сделаться сёгуном.
— Хай, — согласился старик.
— И что я могу сделать?
Ник тут же запрезирал себя за жалобную интонацию. Он всегда ненавидел преступников и даже жертв, которые пытались его разжалобить. Омерзительный писк крысы, попавшей в ловушку.
— Вы можете остаться в Лос-Анджелесе, — предложил Омура, продолжая внимательно смотреть на него. — Под моей защитой.
— Накамура пошлет киллеров вроде Сато и не успокоится, пока я не буду мертв.
— Да. Но вы можете бежать — в Старую или Новую Мексику, Южную Америку, Канаду.
— Такой человек, как Сато, найдет меня за несколько месяцев. Нет, недель.
— Да.
— И я не могу бросить Вэла и его деда… отдать их на милость… бог знает кого.
— Но вы даже не уверены, что ваши сын и тесть живы, Ник.
— Не уверен, но… все же… — пробормотал Ник. Все его слова, казалось, звучат так жалко.
Оба уже допили виски. Советник Омура не предложил наполнить стаканы еще раз. За изумительным окном-стеной солнце опускалось все ниже к Тихому океану, обещая позднесентябрьский закат.
Ник не спешил: Дейл Амброуз сказал, что вовремя довезет его до аэропорта. Он оставил «ниссан» у тротуара в Южном Центральном Лос-Анджелесе с ключами в замке зажигания. Ник знал, что его беседа с калифорнийско-орегонско-вашингтонским советником, вероятно, подошла к концу. Но на него действовали виски, усталость, атмосфера комфортабельной комнаты с прекрасным видом из окна. И Ник решил: он встанет лишь после напоминания о том, что беседа закончена.
— Вы знаете, Ник, — сказал наконец Омура, — у Хидэки Сато много лет была любовница-американка… нет, любовница — не то слово. Спутница или наложница… по смыслу это ближе к нашему «собамэ».
— Да? — отозвался Ник.
«Почему старик говорит мне об этом?».
— Судя по всему, он очень ее любил. Свою жену, с которой он в браке уже много лет, Сато видит только два раза в год, по семейным праздникам.
— И?
Омура больше ничего не сказал. Ник чувствовал себя, как семиклассник, который пытается завязать разговор с хорошенькой девочкой, но не находит слов.
— Вы сказали, что у Сато была наложница… и отношения с ней… продолжались много лет, так, Омура-сама? «Была» — прошедшее время. Все закончилось?
