Убраться, даже если скрыться будет некуда — не то что в утреннем сне. Республика Техас не принимала разыскиваемых преступников (а Ник непременно станет им, когда доберется до какой-нибудь границы), тем более разыскиваемых преступников вместе с родственниками.
Ник закрыл видео, ввел второй пароль и перешел к текстовым файлам.
Первый был записан месяца за два до убийства Кэйго. Ник начал читать, и у него перехватило дыхание.
Файл не был длинным, и насыщенным информацией тоже не был, хотя и рассказывал о последних семи месяцах жизни Дары. Та сделала всего лишь несколько записей для мужа (или для себя?) за несколько недель — частью до смерти Кэйго, частью после. А потом целую зиму — ни слова. К тексту Дара вернулась лишь незадолго до своей смерти.
Ник уже не прыгал туда-сюда, как с видеозаписями: он не пропускал ни слова:
«…при участии ДВБ и ФБР, но прокуратура, то есть Мэнни Ортега, не отдает дело…»,
«…Харви хочет больше времени проводить с семьей, но понимает, что такая карьерная возможность предоставляется раз в жизни…»,
«…если бы я могла сказать Нику… но я дала письменное обещание моему боссу и боссу моего босса, что ничего не просочится, пока…»,
«…Харви все время повторяет, что нам нет дела до ее мотивов, но тем не менее для меня они важны, ведь мы все так сильно рискуем с…»,
«…окружной прокурор считает, что еще неделя — и свидетель даст нам показания, вернее, даст их ФБР, ДВБ или ЦРУ. Но Харви боится, что если они станут тянуть, то даже со всеми видео- и аудиозаписями может не…»,
«…Любовь? Предательство? Если сильно любишь другого человека — двух человек, — можно ли так поступать с ними? Ортегу и Харви это не интересует, но меня терзает этот вопрос. Если бы я могла поговорить с Ником…»,
«…можно так сильно и так по-разному любить двух человек, но разрываться между ними, как делает она, — просто ужасно…»,
«…после убийства, по-моему, все изменилось, но Ортега настаивает, что не изменилось ничего, и Харви, кажется, согласен с ним. Мне больно смотреть, как Ник работает днями и ночами и не знает, чем мы с Харви занимаемся у него под носом…»,
«…иногда мне хочется оставить Нику записку: „Настоящее имя — Кумико Катрина Кэттон“ — и посмотреть, что будет. Но я не могу…»,
«…от одного чтения расшифровок ее рассказов у меня щемит сердце; тоскую по отцу, несмотря на все его задвиги. Нужно позвонить ему сегодня, хотя бы поздравить с Новым годом…»,
«…для меня неприемлемо то, что говорит Ортега. Харви, видимо, согласится с ним. Он мне говорит, что из-за расследования его брак почти развалился, дети его не узнают, когда он приходит домой. Но в глубине души, думаю, он согласен со мной: нельзя оставить это дело так как есть. Нельзя. Мне нужно будет удрать и провести время с Харви в денверском мотеле, где у нас все хранится. Он требует, чтобы это было в последний раз, но я не соглашусь. Я уже сказала, что не соглашусь. Я сказала, что, если мы не найдем способа продолжать, я расскажу Нику всю эту грустную, отвратительную историю…».
Ник отер слезы и дочитал до конца. До последней отрывочной, неполной записи, сделанной женщиной, которая не знала, что погибнет на следующий день.
«А кто из нас знает? — подумал Ник. — Кто знает, что он умрет завтра?»
Или сегодня вечером?
Когда зазвонил телефон, Ник от неожиданности подскочил на месте. Он смотрел видео и читал записи на телефоне Дары уже сорок пять минут. Бедняга Леонард, наверное, сидит у доктора Така, решив, что Ник забыл про него.
— Ник Боттом слушает, — сказал он, но в ответ не раздалось ни звука. Номер не высвечивался, как у телефонов, работающих по системе предоплаты.
Засовывая телефон обратно в карман куртки, Ник понял, что и в самом деле забыл про Леонарда. Эти сведения на старом телефоне Дары действительно меняли все. Ник почувствовал, что шестеренки его мозга привычно закрутились — как в те времена, когда он расследовал особо важные дела… отдельные части складываются в одно целое, возникает полная картина.
Все части головоломки были на месте. Он снова вытер слезы и выругал себя за глупость.
Эти части всегда были на месте. Все до единой. Дара пыталась сказать это ему так, как будто ничего не говорила. А он был настолько захвачен собственными амбициями и эгоистичной игрой в полицейского, занятого двадцать четыре часа в сутки, что не слушал ее, не смотрел на нее.
Первое, что он должен сделать, еще до того, как пойдет за Леонардом: переправить все тексты и видеофайлы Дары каждому из тех, кому он верит в этом мире.
Поразмыслив пару минут в тишине, Ник остановился на пяти именах. Подумав еще немного, он добавил двоих других, включая шефа лос-анджелесской дорожной полиции Дейла Амброуза. В списке значилась и К. Т., но текст должны были получить также люди со связями, до которых не дотянутся те, кто добрался до Кэйго Накамуры, Харви Коэна, Дары Фокс Боттом и теперь уже, вероятно, Делроя Ниггера Брауна.
Невероятно, но восьмым стал советник по Западному побережью Даити Омура.
Нужно ли сообщать убийце, пусть даже непрямым образом, о том, что ты знаешь: он или она — убийца? Ник по разным причинам играл в такие игры раньше, и это срабатывало.
Иногда.
Но сейчас он не был уверен, что если отправит сообщение…
Телефон снова зазвонил и завибрировал, и Ник снова подскочил на месте от неожиданности.
— Ник Боттом слушает.
На линии — тишина, но соединение установлено. И опять номер не высвечивается.
— Слушаю?
— Приезжай за мной.
Смятенному разуму Ника потребовалось десять секунд, чтобы узнать голос сына.
— Вэл?
— Приезжай за мной как можно скорее.
— Вэл, где ты? С тобой все в порядке? Вэл, твой дед… Леонард, у него было что-то вроде сердечного приступа. Он сейчас оправился, но за ним нужен уход. Тебе нужна медицинская помощь, Вэл?
— Приезжай за мной. — Странно состарившийся, изменившийся голос сына выдавал боль, потрясение, но не только. Ярость? Нечто сильнее ярости?
— Приеду, — пообещал Ник. — Где ты?
— Знаешь Вашингтон-парк?
— Конечно. Это в нескольких минутах отсюда.
— Езжай по Марион-парквей вдоль западного берега озера… большого озера, кажется, оно называется Смит… мимо городка из палаток и хибар.
— Хорошо, — сказал Ник. — Где ты будешь…
— На чем ты приедешь?
— На ржавом мерине от «ГМ».
— Сможешь быть через пятнадцать минут?
— Ты сильно ранен, Вэл? Или попал в переделку? Скажи просто «да», если не можешь говорить свободно.
— Как скоро ты сможешь приехать?
Ник перевел дыхание. Его телефон и выход в интернет внутри бокса, скорее всего, были под контролем. Почти наверняка. Он воспользуется компьютером Ганни Г. в закутке службы безопасности, компьютером с замысловатой криптозащитой, и отправит по восьми адресам видеозаписи и текстовые дневники. На это может уйти несколько минут. Потом нужно будет отвести в машину Леонарда и прихватить всю его одежду, капельницы и лекарства.
