— Чепуха какая-то, — сказал Гронский. Толстяк молчал. — возможно, они потеряли сознание, — сказал Гронский.
— Сознание? — Толстяк обернулся к Гронскому. Потом перевел взгляд на Шубина: — Давно это случилось, товарищ…
— Шубин.
— Шубин. Очень приятно. Спиридонов. Когда это случилось товарищ Шубин?
— Я увидел это… минут двадцать назад.
— Как увидели?
— Я спускался в холл. Вместе с сержантом.
Милиционер кивнул. Присутствие толстяка все ставило на свои места. Этот будет принимать меры. И если даже милиционер знал в лицо Гронского, все равно на роль начальника он выбрал именно Спиридонова.
— Там то же самое?
— Да. Там все мертвые. И когда человек, который был с нами, все же спустился в холл, он упал.
— Это случилось быстро?
— Практически мгновенно.
— Что вы можете сказать, Виктор Иннокентьевич? — спросил Спиридонов у Гронского.
— У нас такого не бывает, — сказал Гронский.
— Знаю, что не бывает. Иначе бы давно всю Россию перетравили, — сказал Спиридонов.
— Может, диверсия? — спросил шестерка. Уши его шевельнулись.
— Диверсия? — повторил Спиридонов. — И наверное, американская? Или сионистская? Замечательное объяснение.
— Надо позвонить на биокомбинат, — сказал Гронский. — Может, у них выброс?
— Вот и займитесь, — сказал Спиридонов.
Одна из толстых женщин громко рыдала, прислонившись к стене. Гронский подошел к ней. Он сказал:
— Верочка, не надо.
— Милиция не отвечает, — сказал Шубин.
— «Скорая помощь» тоже, — добавил милиционер. — И пожарники молчат.
— Понятно, — сказал Спиридонов. — Товарищ Шубин, пойдемте со мной, покажете мне, что там в холле.
Шубин подчинился, подумав, правда, что даже в такой ситуации Спиридонову, привыкшему, чтобы его провожали и ему показывали, не проходит в голову пойти посмотреть на холл одному. Шубин понимал, что это происходит не оттого, что Спиридонов боится — он не производил впечатления пугливого человека. Просто он не привык действовать без человека, которому в случае нужды мог бы отдать приказание. А из окружающих он выделил себе в помощники Шубина.
Гронский взял телефонную трубку, протянутую милиционером. Шубин последовал за Спиридоновым к лестнице.
— Осторожнее, — сказал он, когда они начали спускаться. — Туман постепенно поднимается.
— Туман? Почему вы раньше не сказали?
— Я не уверен, что он — причина гибели людей, — сказал Шубин, — Но там есть желтый туман, и я думаю, что люди погибли из-за него.
Они остановились у последнего пролета. Спиридонов стоял, уперев кулаки в бока, и медленно поворачивался, как бы впитывая в себе зрелище.
Два человека лежали, заклинив открытую дверь лифта. Певица из оркестра скорчилась в дверях ресторана, и блестки ее платья мерцали в тумане золотыми звездочками.
— Мертвые, — сказал Спиридонов.
Он чуть двинул голову в сторону, чтобы вобрать в поле зрения Шубина.
— Воняет, — сказал он. — Чувствуете?
— Да.
— Здесь всегда воняет, даже вода воняет — я уж отмечал, — сказал Спиридонов. — А так чтобы воняло — не помню.
Шубин не стал отвечать.
— И что же вы предлагаете делать? — спросил Спиридонов.
— Надо связаться с другими районами, — сказал Шубин. — Мне говорили, что город стоит в низине, а заводы расположены выше.
— И зачем? — спросил Спиридонов.
— Они смогут сказать причину.
— Вряд ли, — сказал Спиридонов. — Ночь на дворе. На заводах только сторожа.
— А ночная смена?
— Сомневаюсь. Начало месяца, — сказал Спиридонов. — Но людей поднимать надо. Добраться бы до армии.
Наверху появились Гронский, рядом его референт. Они смотрели вниз, на холл, лица их были неподвижны.
— А вы что скажете? — спросил Спиридонов.
— Очень странно, — ответил Гронский.
Сверху послышался шум. Чей-то громкий голос кричал:
— У меня самолет через час. Вы что, не понимаете?
В ответ бубнил что-то милиционер.
— Успокойте его, — сказал Спиридонов Гронскому, тот кивнул шестерке, который сразу сорвался с места. Шубин смотрел ему вслед.
— Чего мы стоим? — сказал он.
— Есть предложения?
Желтый туман закрутился под ногами, и Спиридонов отошел на ступеньку выше.
— Почему мы о сих пор не позвонили в Москву?
— В Москву? — переспросил Спиридонов. Пожевал губами. — Может быть, и в Москву.
— Зачем в Москву? — спросил Гронский. Он не возражал, он задал спокойный вопрос, как человек, который хочет разобраться в трудной задаче.
— В любом случае мы должны сообщить, — сказал Шубин. — Там примут меры.
Гронский смотрел на Спиридонова. Спиридонов — на Гронского.
— Нет, — сказал твердо Гронский. — Мы не знаем ни масштабов аварии, ни причин — ничего не знаем. Что мы скажем Москве? Что в гостинице какое-то отравление?
— Не только в гостинице, — сказал Шубин.
— Пускай не только в гостинице. Пускай и на площади. И нас спросят, какие вы приняли меры? И мы скажем — позвонили в Москву. Это же, простите, несерьезно! — Гронский развел руками, чтобы все поняли, насколько это несерьезно.
Чувствуя неуверенность Спиридонова, Гронский загремел вопросами:
— И куда мы будем звонить в Москву? В штаб ПВО? В Министерство здравоохранения? Куда? В ЦК?
Слова Гронского звучали разумно, но в них была ложь, в них был страх, что сильнее страха от увиденного. Страх перед собственной гибелью, но не физической, а моральной, карьерной, деловой.
Вернулся шестерка с оттопыренными ушами. Он не скрывал восхищения перед филиппикой Гронского. Радостно кивая, будто ждал, когда начнут раздавать конфеты.
— Дело говоришь, — сказал Спиридонов. — До Москвы больше тысячи верст. Пока мы будем дозваниваться да искать, с кем побеседовать, утро наступит. Давайте сначала попробуем задействовать местные силы. Чем больше сделаем сами, тем меньше будет претензий у Москвы. Как там, Гронский, на биокомбинате? Что тебе сказали?
— Никто не подошел.
— Это ничего не значит. Что у тебя предусмотрено на случай аварии?
