Шубин увидел, что Эля набрала в пригоршню снега, подбирая его у столбиков остановки, где было не натоптано. Он слабо ударил ее по руке, снег рассыпался.
— Ты что? Это как вода, охладит, — сказала Эля как больному ребенку, не обижаясь.
— Дура, — сказал Шубин, стараясь подняться. — Не поняла, что ли? Там газ остался.
— Да, — согласилась Эля, так и не поняв. Она подобрала с асфальта шапку и протянула ее Шубину.
— Эля, — сказал он, стараясь говорить внятно и убедительно, — выбрось ее и не трогай ничего, что было на земле. Ничего. Я тоже не сразу догадался. Даже когда понял, что шапка воняет… видно она на мне согрелась… хорошо еще, что доза была невелика. Ты поняла?
— Ой! — Эля отбросила шапку на мостовую, шапка ударилась о днище лежащей на боку машины. Вторая машина стояла уткнувшись в нее помятым радиатором, дверца была раскрыта, и человек, что лежал на переднем сиденье, все еще держался за ручку сведенными пальцами.
— Вытри руки об аляску, — сказал Шубин. — Как следует. И пошли.
Его все еще мутило, во рту было отвратительное ощущение, но он пошел дальше, обходя тела, лежащие здесь особенно тесно. Шубин никак не мог сообразить, почему здесь погибло так много людей. А Эля, которая догнала его, сказала:
— Здесь кино «Космос», понимаешь? Они с последнего сеанса выходили.
— Побежали, — сказал Шубин, понимая, что вот-вот окоченеет совсем.
Ему казалось, что он бежит, но он трусил лишь чуть скорее, чем если бы шел шагом. Так что Эля, идя быстро и часто, успевала держаться за ним.
— Здесь направо, — сказала она. — Мы дворами пройдем.
Справа догорал дом, в котором жила Элина подруга Валя… или Лариса? Значит, близко… Здесь, между домов, росли тополя, голые, мокрые, пустыми были запорошенные снегом скамейки и детские качели. Здесь не было мертвых и казалось, что дома мирно спят под утро.
Они миновали еще один дом. По дорожке вдоль дома стояли пустые автомобили. На скамейке возле клумбы сидели, обнявшись, двое.
Они сидели столь мирно и уютно, что Шубин сделал шаг в их сторону, словно хотел окликнуть.
И тут же понял, что ошибся. И парень, обнявший девушку за плечи, и девушка, положившая голову ему на грудь, были мертвы.
— Ты что? — спросила Эля, которая уже дошла до угла дома.
Она их не заметила.
Шубин побежал следом за ней.
Эля остановилась возле угла дома. Впереди был переулок, на той стороне еще один дом.
— Я здесь живу, — прошептала Эля.
Шубин думал, что она сейчас кинется со всех ног к своему дому, но Элю вдруг оставили силы, и она буквально повисла на Шубине.
— Я не могу, — сказала она.
Дом был темен, он спал. В некоторых окнах были открыты форточки.
— Четвертый этаж? — спросил Шубин.
— Вон те окна.
— Пошли.
Шубин взял ее под руку и буквально потащил через мостовую.
Но в этот момент что-то заставило его поглядеть направо, туда, откуда прилетел очередной заряд снега.
Это их спасло. Снежный заряд был желтым.
Газ смешанный со снегом, подхваченный ветром где-то над озером или в низине у реки, собрался в гигантский, в несколько метров в диаметре шар и, легкий и даже веселый, мерцая под отблесками пожара, несся вдоль улицы.
— Назад! — крикнул Шубин и с силой последнего отчаяния рванул Элю назад, к дому, от которого они только что отошли. Эля не поняла, она пыталась вырваться, но Шубин, охваченный страхом, был столь силен, что оторвал ее от земли, кинул за дом и упал сверху.
И все это случилось так быстро, что он не успел ничего сказать. Но лежа, отворачивая лицо от несущегося шара, прохрипел:
— Не дыши!
И сам постарался задержать дыхание.
Возможно, прошла минута…
Шубин поднял голову. Улица была пуста. Ветер стих.
Шубин встал первым, помог подняться Эле. Она придерживала рукой локоть — ушибла.
— Ты что? — спросила она. — Что там было?
— Газ, — сказал Шубин.
— Откуда газ?
— Его по улице несло.
Они быстро перешли улицу, крутя головами, словно боялись, что газ подстерегает их, завернули во двор и вошли в подъезд.
Шубин не дал Эле войти в дом первой. Сначала он открыл дверь в подъезд и сосчитал до пятидесяти.
— Ты газа боишься? — спросила Эля.
Она переступала с ноги на ногу от нетерпения. Она пыталась оттолкнуть Шубина. Она понимала, что он прав, но в ней уже не осталось ни крошки терпения.
Она вырвалась и вбежала в темный провал подъезда.
Застучали ее подошвы по лестнице.
Шубин пошел следом. Ему было страшно догнать Элю, ему было страшно, что будет потом.
Шубин поднимался по лестнице с трудом. Снова мутило, дыхание срывалось — не хватало почему-то воздуха. Он ощущал запах желтого газа в подъезде, особенно на первых двух этажах, но шагов не ускорял, потому что был обессилен.
Он догнал Элю у двери ее квартиры.
Обыкновенная дверь, без глазка, покрашенная коричневой краской, с номером «15».
Эля обернулась, услышав его шаги, и сказала:
— А ключей нет… Ключи в сумке… или в пальто. Не знаю.
— Тогда позвони.
Эля нажала кнопку звонка, но было по-прежнему мертвенно тихо.
— Дурачье, — сказал Шубин, упираясь ладонью в косяк двери, чтобы не упасть. — Электричества нет. Стучи.
Эля постучала. Тишина.
— Они же спят, — сказал Шубин. — Стучи громче.
Эля постучала сильнее.
— Они не спят, — прошептала она.
Она не смогла больше ничего сказать. Лицо ее было неподвижно, и по грязным щекам катились слезы.
Шубин ударил по двери кулаком. Еще раз, начал молотить, только чтобы перебить высокие, жалкие звуки, что вырывались изо рта Эли.
И он молотил так, что не услышал, как из-за двери раздался женский голос:
— Кто там?
— Стой! — Эля повисла на его руке. — Это я, это я, мама! Где Митька? Это я, мама!
— Погоди, не шуми, — ответил голос, щелкнул замок, дверь открылась, и мать Эли произнесла фразу, которую намерена была сказать, еще не отворив дверь, и которая теперь прозвучала как из другого мира: — Ты что, опять ключи забыла?
И тут она увидела Элю и страшного — это Шубин только потом, увидев себя в зеркале, понял, до чего страшного, — мужчину.
