По улице, вдоль домов, шел парнишка, лет пятнадцати, он нес туго набитый пластиковый пакет. Перехватив взгляд Шубина, он побежал, одна ручка пакета оторвалась, и оттуда начали вываливаться меховые шапки. Парень остановился и принялся собирать их, не спуская взгляда с Шубина.
— Зря ты, — сказал Шубин, — они зараженные.
Прижимая пакеты к животу, парень побежал в арку.
И тут Шубин увидел собственную кепку. Она лежала у края тротуара, совсем засыпанная снегом. Ждала его.
Шубин подошел к ней, поднял, снег примерз к ней, кепка была жесткой и чужой. И тут же Шубин уловил взгляд женщины, закутанной в серый платок. В ее взгляде было осуждение.
— Люди страдали, а вы пользуетесь, сказала вдруг женщина.
— Это моя собственная кепка, — сказал Шубин. — Я ее вчера потерял.
И понял как это глупо звучит.
— Понимаю, понимаю, — сказала женщина.
— А вы проходите, — озлился Шубин.
Женщина пошла у самой стены.
По улице ехал бронетранспортер. В нем стояли два солдата. Они смотрели по сторонам, видимо, изучая обстановку.
Шубин поглядел им вслед. Повернул туда же, куда ехала машина, — к вокзалу. Он миновал кинотеатр «Космос» и автобусную остановку. Автобус все стоял передним колесом на тротуаре, но столкнувшиеся машины были убраны с дороги, и трупы тоже исчезли.
Быстро работают, подумал Шубин. Молодцы. Кто молодцы и почему — он не задумывался. Ему приятно было, что кто-то думает, принимает меры.
На остановке стоял старичок в военной шинели и заячьей шапке.
— Молодой человек! — окликнул он Шубина. — Почему нет автобуса? Я жду уже двадцать минут.
— Автобуса уже не будет, — сказал Шубин и пошел дальше.
— Почему? Вы мне можете объяснить, почему? — старичок стучал палкой.
Шубин увидел, куда убрали трупы, — их, оказывается, еще не успели вывезти. В просвете между большими домами они громоздились грудой, частично прикрытые бульдозером, которым, видно, их туда и отодвинули. Бульдозер был пуст, но возле него стоял милиционер и курил.
Он увидел, что Шубин остановился, и сказал устало:
— Идите, гражданин, смотреть не положено.
— Ладно уж, — сказал Шубин.
По улице медленно ехал грузовик. Задний борт его был откинут. Там тоже были тела.
Простоволосая растрепанная женщина в распахнутой шубе бежала посреди улицы навстречу грузовику и кричала, открыв рот, на одной ноте. Грузовик затормозил, гуднул, но она его не видела. Водитель подождал, пока она пробежит мимо, и снова дал газ.
Окна продовольственного магазина, мимо которого проходил Шубин, были разбиты, большие куски стекла валялись на тротуаре. Внутри шевелились какие-то темные фигуры.
Должна была показаться гостиница, но ее не было. И Шубин, пройдя последний большой дом перед вокзальной площадью, понял, что случилось: гостиница стала вдвое ниже — провалившись, крыша увлекла за собой два верхних этажа. Казалось, что в гостиницу попала бомба.
Развалины еще дымились, и снег вокруг был черным.
Шубин вышел на площадь. Как ни странно, подъезд гостиницы не был тронут огнем. Даже сохранились стеклянные двери и стеклянные вывески с названием гостиницы по сторонам. Но сквозь дверь было видно черное сплетение упавших балок.
Вокзальная площадь была странно оживлена. По какой-то организационной причине именно в вокзале находился штаб, который руководил спасательными работами. На площади стояло несколько бронетранспортеров, дальше, между пустыми автобусами, тянулись крытые военные грузовики. У монумента труженникам стоял танк. Его зачехленная пушка была высоко задрана. У входа в вокзал Шубин увидел несколько легковых машин, в том числе две или три черные «Волги».
Правильно, понял Шубин, направляясь через площадь к вокзалу. Вокзал — это связь с другими городами. Здесь должны быть паровозы, так что можно обойтись без электричества, пока не запустят станцию.
Трупы с площади уже убрали, и Шубин не стал искать глазами куда. Он пошел мимо танка. Люк его был открыт, в нем сидел солдат в шлеме и курил. Рядом стоял автобус, двери его были открыты, на полу головой к открытой двери лежал человек.
— Юрий Сергеевич! — услышал Шубин. — Юрий Сергеевич, это вы?
К нему бежал Борис.
И если он был неопрятен и даже страшноват в обычной жизни, то сейчас казался неким подземным чудовищем. Черные длинные волосы сбились неопрятным стогом, пальто было без одного рукава, из которого торчала ковбойка. Под глазом большой синяк.
Борис схватил Шубина за руку и принялся трясти. Солдат из танка смотрел на них сверху, потом сплюнул окурок и спрятался в башне.
— Я думал, что вас нет, что вы погибли. Я ведь специально пришел сюда, к гостинице, я уже час здесь, у меня теплилась надежда. Никто ничего не знает, мне только говорили, что ночью, когда гостиница сгорела, оттуда с крыши люди вниз кидались. Вот у меня и оставалась надежда.
— Успокойтесь, — сказал Шубин. Он был рад видеть этого психа. — Что с остальными случилось, что случилось?
— Про Наташу я не знаю, — сказал Борис, — Наташу отпустили. Они, конечно же, вас искали, потом я был на допросе, только это неинтересно, они искали компромат, но в самом деле — письмо Бруни, они думали, что письмо Бруни у вас.
— Кто они, какие письма? — Шубин оглянулся, куда бы отойти с ледяной площади. — Пошли в вокзал, может, там хоть не дует.
— Не сходите с ума, кто вас туда пустит? Там же штаб. Там все оцеплено. Кто нас пустит?
Шубин посмотрел в ту сторону. Он просто не обратил раньше внимания на солдат, каждый из которых был как бы сам по себе, но все вместе они образовали редкую цепочку, перегораживавшую площадь примерно там, где стояли машины. Вот одна из них вдруг развернулась и, поднимая пыль, понеслась с площади. На заднем сиденье был виден профиль Силантьева. Значит, он остался жив.
Шубин повел Бориса в сторону, к киоскам, что тянулись вдоль площади, к стоянке автобусов.
— Зачем нам туда? — спросил Борис. — У нас так мало времени.
Шубин подошел к автобусу, дверь в который была открыта. Он поднялся внутрь и сказал Борису:
— Идите, здесь не дует.
В проходе лежал человек лицом вниз. Значит, люда не догадались заглянуть те, кто убирал трупы.
Борис скользнул взглядом по мертвецу.
— Вы начали говорить о ваших друзьях, — сказал Шубин.
— Да? Я не знаю, что с Наташей.
— Вы говорили это. Что еще? А остальные?
— Бруни и Сырин погибли. Я видел. Меня наверх повели, меня там допрашивали. Они меня били, потому что я неприятен. Я вызываю раздражение, это я знаю. Даже вас.
