Я отложил письмо и открыл костяную шкатулку леди Тансор.
Под покатой крышкой оказалось множество бумаг — главным образом писем от мисс Симоны Глайвер, отправленных в Эвенвуд из деревни Сэндчерч в Дорсете и датированных начиная с июля 1819 года; два или три послания были написаны поименованной дамой из Динана во Франции на парижский адрес летом следующего года; все прочие в августе и сентябре отсылались из Дорсета в Париж, а с октября — опять в Эвенвуд. Хотя дата стояла не на всех письмах, я тотчас увидел, что они частично заполняют пятнадцатимесячный перерыв в переписке, замеченный мной при просмотре корреспонденции от миссис Глайвер, уже находившейся в моем распоряжении. Я сел и принялся читать послания одно за другим.
У меня нет времени, чтобы подробно изложить здесь каждое письмо. Иные из них, бессвязные и несущественные, не содержали ничего, помимо обычной дамской болтовни о разных пустяках да всякого рода сплетен. Но многие — особенно самые ранние, датированные июлем 1819 года, — были написаны в совершенно другом тоне и свидетельствовали о приближении некоего драматического события. Для примера приведу несколько выдержек из посланий миссис Глайвер к ее светлости, отправленных в указанном месяце (под «мисс И.» в них, судя по всему, подразумевается мисс Имс).
[9 июля 1819 г., пятница, Сэндчерч]
Прошу тебя, дражайшая подруга, подумать хорошенько. Пока еще не поздно. Мисс И., я знаю, неоднократно умоляла тебя переменить решение. Я присоединяю свой голос к ее мольбам — я, которая любит тебя как сестра и всегда будет печься о твоих интересах. Я знаю, как ты страдала после смерти твоего бедного отца, но разве страшное наказание, тобой замысленное, соразмерно совершенному преступлению? Еще не дописав вопроса, я предугадываю твой ответ — но все же снова призываю тебя, со всей горячностью, остановиться и подумать, что же ты делаешь. Я боюсь, мисс И. боится, да и тебе следует бояться возможных ужасных последствий твоего шага, которые не можешь ни предвидеть, ни устранить.
[17 июля 1819 г., четверг, Сэндчерч]
Я не ожидала иного ответа — вижу, ты исполнена решимости осуществить задуманное. В своем послании ко мне мисс И. говорит, что тебя не переубедить, а следовательно, тебе надобно помочь — дабы все прошло хорошо и осталось в тайне. Мы не можем оставить тебя одну в такой момент.
[17 июля 1819 г., суббота, Сэндчерч]
Пишу в спешке. Я уже сделала все необходимые приготовления — мисс И. сообщит тебе название гостиницы, — и у меня есть адрес твоего юриста в Лондоне. Такая гарантия на будущее послужит мне некоторым утешением, хотя и эгоистичным. Да простит нас Бог за то, что мы собираемся сделать, — но будь уверена, дорогая Л., я никогда не выдам тебя! Никогда, даже если меня призовут к ответу — ни в этой жизни, ни в следующей. Сестрой я сызмалу называла тебя — и ты мне поистине сестра и останешься сестрой навек. Дороже тебя у меня нет никого. Я буду верна тебе до последнего часа.
[30 июля 1819 г., пятница, «Красный лев», Фэйрхэм]
Я благополучно прибыла сюда сегодня во второй половине дня и спешу сообщить тебе, что все в порядке. Капитан не стал возражать против моего отъезда — он знать не желает о моих делах, покуда я не мешаю ему жить в свое удовольствие. Он имел любезность заявить, что я могу убираться к дьяволу — лишь бы оставила его в покое. И премного обрадовался, узнав, что моя поездка с тобой не потребует от него никаких расходов! Одно только это его и волновало. Завтра я навещу свою тетушку в Портсмуте. Она сильно подозревает, что об истинной причине моего «положения» лучше помалкивать — разумеется, мне это не очень приятно, но я не стану выводить ее из заблуждения: пусть все останется покрыто мраком тайны. Тетушка ничего не скажет Капитану, поскольку питает к нему неодолимое отвращение, и она ничуть не осуждает меня — даже одобряет поступок, который, имей он место на самом деле, я считала бы величайшим позором. В общем, я еду туда как своего рода героиня — тетушка, будучи страстной поклонницей мисс Уоллстонкрафт,
[244]
бросающей вызов общественной морали, видит во мне единомышленницу последней, по примеру мисс У. преступающую нормы нравственности в порядке борьбы за права нашего пола. Не знаю, что скажет Капитан, когда я вернусь домой с младенцем на руках. Но календарь будет свидетельствовать в мою пользу — об этом я позаботилась (хотя он, возможно, и не помнит).
[245]
Я приеду к тебе, как и планировалось, во вторник утром. Итак, жребий брошен, и два мужа сегодня лягут спать без жен. Хотелось бы, чтобы все было иначе, — но для подобных разговоров уже слишком поздно. Ни слова боле. Пожалуйста, уничтожь это послание по прочтении, как уничтожила, надеюсь, все прочие, — я приняла все меры предосторожности и не оставила ни единой письменной улики.
Гостиничная квитанция, датированная 3 августа 1819 года, заставляет предположить, что две подруги встретились в Фолкстоне — вероятно, с ними была и мисс Имс. 5 или 6 числа они отплыли в Булонь. Письмо на имя ее светлости, отправленное из Торки через несколько недель, свидетельствует, что мисс Имс на континент с ними не поехала. После процитированного выше письма, где несколько фраз поначалу показались мне неясными, миссис Глайвер не писала миледи до 16 июня 1820-го отсюда напрашивалась мысль, что обе дамы находились вместе во Франции, и так оно и оказалось на самом деле. Имелись, однако, послания к ее светлости от некоего мистера Джеймса Мартина, помощника парижского посла сэра Чарльза Стюарта,
[246]
написанные в феврале и марте следующего года, — при виде их я вспомнил, что сей господин неоднократно наведывался в Эвенвуд. В переписке с ним обсуждался вопрос о найме жилья для миледи на лето. Несмотря на возрастающий страх, я невольно улыбнулся, увидев адрес, на который приходили ответы мистера Мартина: «Отель де Кебриак», рю де Шапитр, Ренн.
Письмо от миссис Глайвер, датированное 16 июня 1820 года, было отправлено из Динана в Париж, в дом на рю дю Фобур-сен-Оноре.
[247]
Похоже, во вторую неделю июня подруги покинули Ренн и сняли комнаты в Динане, а потом ее светлость одна уехала в Париж. В упомянутом послании миссис Глайвер сначала говорит о своем предстоящем возвращении в Англию, а далее следует такой вот удивительный пассаж: