У меня оставалось несколько часов до поезда, и я решил совершить небольшую вылазку в парк — отчасти с намерением еще раз обозреть свое наследство, отчасти в надежде встретить мисс Картерет.
Я спустился вниз и попросил драившую крыльцо служанку сбегать за Джоном Брайном.
— Брайн, я хочу осмотреть мавзолей, — сказал я. — Как насчет ключа от него?
— Я раздобуду вам ключ, сэр, коли вы подождете, пока я съезжу в усадьбу, — ответил малый. — Это займет не более четверти часа.
Он сдержал свое слово, и вскоре я в самом довольном расположении духа шагал по уединенным лесным тропам и величественным парковым аллеям, обрамленным голыми липами, время от времени останавливаясь, чтобы посмотреть на огромное здание, окутанное серой пеленой измороси. Порой оно виделось темной громадой, расплывчатой и призрачной; а порой обретало известную отчетливость очертаний, и башни и шпили пронзали туман, будто окаменелые пальцы некоего гигантского существа. Я вдруг почувствовал странную настоятельную потребность обследовать жадным взором Эвенвуд во всех ракурсах; каждая деталь арки или окна, каждая мелочь, каждый нюанс были бесконечно дороги моему сердцу, словно черты возлюбленной, в которые вглядываешься в последний раз.
Наконец я — промокший, замерзший, в забрызганной грязью одежде — оказался перед огромной двустворчатой дверью мавзолея.
Он стоял в полукруге увитых плющом деревьев — увенчанное куполом солидное сооружение в греко-египетском стиле, построенное в 1722 году двадцать первым бароном Тансором, который для своего проекта обильно (даже некритично) позаимствовал различные архитектурные детали у ряда мавзолеев, представленных на иллюстрациях в «Parallele de l’Architecture Antique et de la Moderne» Ролана Фреара.
[267]
Здание состояло из просторного центрального зала с тремя примыкающими к нему помещениями поменьше и вестибюля. Вела в него мрачного вида массивная двустворчатая дверь, окованная свинцом, с рельефным изображением шести перевернутых факелов — по три на каждом створе. Вход охраняли два каменных ангела в человеческий рост — один с венком, другой с раскрытой книгой в руках, — стоящие на постаментах. Я достал из кармана ключ, врученный мне Брайном, и вставил в замочную скважину, обрамленную декоративной пластинкой.
В центральном зале находились четыре или пять величественных гробниц, а в стенах трех смежных помещений располагались ряды погребальных ниш — иные из них пустовали в ожидании постояльцев, другие были закрыты каменными плитами с высеченными на них надписями.
На первой плите, привлекшей мое внимание, значилось имя старшего брата лорда Тансора, Вортигерна, умершего, по словам мистера Тредголда, от эпилептического припадка. Затем я перешел к плите, что закрывала нишу с останками Генри Хереварда Дюпора, моего родного брата. А рядом с ней размещалась погребальная ниша, которую я и хотел увидеть.
Несколько минут я стоял в холодной сырой тишине, пристально разглядывая простую надпись на каменной плите, — вопреки ожиданиям, я не испытывал почтения и печали, но у меня бешено стучало сердце. Надпись гласила:
[268]
При виде нее я тотчас вспомнил записку мистера Картерета, приложенную к письменному свидетельству. Sursum Corda — слова из латинской евхаристической молитвы, начертанные на листке бумаги, что прислала ему подруга и компаньонка моей матери, мисс Джулия Имс. Sursum Corda. Как я ни старался, я не мог уразуметь значение слов — но ведь мистер Картерет догадался, какой смысл в них заключен, и хотел сообщить мне.
Размышляя над новой загадкой, я вышел из-под безмолвных сумеречных сводов мавзолея и зашагал по слякотной тропе к песчаной верховой дорожке, что тянулась вдоль парковой ограды к Южным воротам. Разочарованный, что мисс Картерет так и не встретилась мне, я вернулся к вдовьему особняку и прошел на конюшенный двор, чтобы отдать Брайну ключ от мавзолея.
— Ты меня очень обяжешь, если изготовишь дубликат ключа, Брайн. Втайне от всех. Ты понимаешь?
— Понимаю, сэр.
— Вот и славно. Кланяйся от меня сестре.
Он почтительно дотронулся до картуза и быстро убрал в карман монеты, что я сунул ему в руку.
— Верно, теперь мы вас не скоро увидим, сэр.
Я повернулся:
— Что? Почему ты так решил?
— Ну, я подумал, раз мисс уезжает…
— Уезжает? О чем ты?
— Прошу прощения, сэр, я думал, вы знаете. Она уезжает в Париж, сэр. К своей подруге мисс Буиссон, на Рождество. Вернется только через месяц, а то и больше.
Почему? Почему она не сказала мне? Всю дорогу до Истона, где я собирался сесть в дилижанс до Питерборо, меня терзали сомнения и подозрения; но когда дилижанс выехал с рыночной площади, я начал рассуждать более здраво. Она просто забыла, вот и все. Если бы мы случайно встретились сегодня в парке, она непременно сообщила бы мне о своем скором отъезде. Как пить дать.
Сразу по возвращении на Темпл-стрит я сел за стол, достал лист бумаги и с бешено стучащим сердцем принялся писать:
Темпл-стрит, 1, Уайтфрайарс, Лондон
2 декабря 1853 г.
Глубокоуважаемая мисс Картерет!
Я пишу это короткое письмо, чтобы от всей души поблагодарить Вас за гостеприимство и выразить надежду на скорое возобновление нашего общения.
Возможно, Вы соберетесь навестить Вашу тетушку в ближайшем будущем, и в таком случае, полагаю, Вы не сочтете дерзостью с моей стороны, если я буду лелеять надежду, пусть самую слабую, что Вы известите меня о своем приезде, дабы я смог навестить Вас, в обычный час. Если же Вы намерены остаться в Нортгемптоншире, я с Вашего позволения изыщу возможность проведать Вас на новом месте жительства. Мне бы очень хотелось узнать Ваше мнение о последней книге месье де Лиля.
[269]
Поэтический сборник «Античные стихотворения» я нахожу превосходным во всех отношениях. Читали ль Вы его?
За сим остаюсь Ваш друг
Э. Глэпторн.
Я с нетерпением ждал ответа. Напишет ли она? И что скажет в письме? Прошло два дня, но от мисс Картерет все не было весточки. Я не мог заниматься ничем иным, кроме как предаваться мрачным раздумьям, уставившись в свинцовое небо за окном, или часами сидеть у камина с раскрытой книгой на коленях, в состоянии полной апатии.
