Он снова вскинул ладонь.
— Не надо, сэр, не стоит. — Засим он бледно улыбнулся и затворил за собой дверь.
В мокрой насквозь одежде я неподвижно сидел и смотрел в маленькое окно на рваные облака, похожие на клочья дыма над бранным полем, пока не услышал, как внизу хлопнула дверь Джукса.
На следующее утро я получил записку от Легриса: он извинялся за вчерашнюю невоздержанность в употреблении шампанского и сообщал (на случай, если я пожелаю к нему присоединиться), что вечером в обычное время будет в «Корабле и черепахе».
Легрис находился в разговорчивом настроении, и я охотно позволил потчевать себя историями о том, чем сейчас занимается тот или иной малый, где недавно побывал имярек, кто о чем болтал в клубе, и прочими сплетнями, а равно возбужденными рассказами обо всех делах, которые моему другу надлежит уладить перед отправкой на войну. Я огорчался, что он уезжает, и, конечно же, тревожился за него; но я невольно заразился его энтузиазмом и почти пожалел о том, что мне никогда не приходило в голову поступить на военную службу.
Мы расстались незадолго до полуночи. Легрис уже двинулся прочь, направляясь в свои комнаты в «Олбани»,
[39]
но потом вдруг остановился и повернулся ко мне.
— Да, чуть не забыл. Это мне прислали в клуб. Для тебя. — Он полез во внутренний карман пальто и вручил мне небольшой пакет в оберточной бумаге — явно с какой-то книгой. — В жизни не угадаешь, от кого это.
Я недоуменно уставился на него.
— От того несносного стипендиатика, Даунта. Ну, ты помнишь. В школе вы с ним очень близко знались одно время, верно? Сейчас зарабатывает на жизнь стихоплетством. Свидетельствует мне свое почтение и просит передать это тебе. Я еще не ответил, разумеется. Хотел сперва перемолвиться с тобой.
Легрис тотчас заметил, что я переменился в лице, и покраснел.
— Что-нибудь не так, Джи? Вид у тебя малость расстроенный.
Вместо ответа я спросил, вертя пакет в руках:
— Он писал тебе раньше?
— В первый раз, дружище. Он не в моем духе. Не думал, что еще когда-нибудь услышу о нем после университета. Чертовски неприятный малый, вечно ходил с задранным носом. По общему мнению, он не изменился к лучшему.
Обеспокоенный моим молчанием, Легрис шагнул ко мне и заглянул в глаза:
— Слушай, я же вижу, что с тобой творится неладное. У меня и в мыслях нет наседать на тебя с расспросами, но я буду рад помочь тебе, коли смогу.
— Напиши Даунту, что я путешествую за границей, — произнес я. — Нынешнее местонахождение неизвестно. Дата возвращения тоже.
— Лады. Это проще простого. Считай, дело сделано. — Он неловко кашлянул и двинулся прочь, но уже через несколько шагов резко остановился и вновь повернулся ко мне. — Да, вот еще что. Ты, конечно, можешь послать меня куда подальше, но все-таки ответь мне, коли можешь. Почему тот парень преследовал нас на реке вчера? Отрицать очевидное бесполезно — так почему бы не выложить все начистоту?
Я был готов обнять и расцеловать славного малого. Вот уже не один месяц я жил на грани нервного расстройства, денно и нощно занятый мысленным поединком со своим врагом, сломленный предательством, обуреваемый яростью и отчаянием, но лишенный возможности довериться хоть одной живой душе. Я думал, у меня нет союзников и мне придется полагаться лишь на свои силы в предстоящей схватке не на жизнь, а на смерть — но вот славный старина Легрис, по-ослиному упрямый в дружбе, слепо преданный, протягивает мне руку помощи. А если я приму ее? На свете нет человека надежнее, нет человека, более готового сражаться на твоей стороне до последнего вздоха и прощать другу любые недостатки. Да, но если я все-таки ее приму? В таком случае мне придется открыть Легрису все секреты, с которыми я так долго жил. А тогда сохранит ли он преданность мне, поддержит ли в последнем противостоянии, простит ли меня?
— Мы с тобой похожи, как гвоздь и панихида, Глэпторн, — вновь заговорил он. — Но у меня нет друга лучше. Ты ведь знаешь: я для тебя все сделаю — все, что угодно. Я в таких разговорах не мастак, а потому извини: уж как получается. Ты в беде — отрицать не имеет смысла. Это написано на твоей физиономии последние несколько недель. Не знаю, связаны ли твои неприятности с Даунтом или со вчерашним парнем на реке. Но с тобой определенно творится неладное, пусть ты и делаешь вид, будто все в порядке. Нет, у тебя далеко не все в порядке — так почему бы не поделиться со мной проблемами? И мы вдвоем подумаем, что тут можно сделать.
В жизни любого человека бывают моменты, когда он должен вверить свою судьбу в руки ближнего, невзирая на риск. Я тотчас принял решение, хотя сомнения оставались. Я откроюсь Легрису.
— Завтра вечером, ужин в гостинице Миварта,
[40]
— сказал я.
Засим мы обменялись рукопожатием.
Я возвращался домой в задумчивом настроении, не вполне уверенный в разумности своего решения довериться Легрису, но все же исполненный твердого намерения выложить все как на духу. Я содрогался при одной мысли о предстоящем разговоре: ведь мне придется признаться, что я сделал с Лукасом Трендлом в Каин-Корте и что собираюсь сделать теперь, когда убедился, что способен на убийство. Я был уверен, что снищу искреннее сочувствие и заручусь поддержкой Легриса, когда поведаю всю правду и покажу расчетливую подлость нашего общего знакомца Феба Даунта. Но не станет ли знание о моем вынужденном поступке слишком суровым испытанием даже для столь стойкой души? И вправе ли я, даже именем дружбы, просить Легриса разделить со мной такую ношу? Погруженный в подобные размышления, я дошел до своего дома на Темпл-стрит и поднялся по лестнице.
В гостиной я развернул пакет, врученный мне Легрисом. Как я и предполагал, в нем оказалась книга — маленький томик ин-октаво, необрезанный, в темно-зеленом переплете, под названием «Rosa Mundi». Я аккуратно разрезал первые две страницы бумажным ножом и раскрыл книгу на титульном листе.
[41]
[42]
