Свалка была огорожена забором-сеткой с колючей проволокой наверху, раздвижные ворота на колесиках сторожила приземистая будка. За оградой раскинулось, насколько хватало глаз, огромное поле, заваленное изуродованными, донельзя смятыми, порой неузнаваемыми автомобилями.
В будке за пластиковым окном скучал за книгой смуглолицый полицейский. При приближении Гидеона он отодвинул створку окна мясистой ручищей, густо поросшей черными, как у гориллы, волосами.
— Здравствуйте! — приветствовал его Гидеон. — Вы не могли бы мне помочь?
— Что? — Полицейский не спешил отрываться от чтения.
Гидеону стало любопытно, что он читает. Он сильно удивился, увидев, что это «Город Бога» св. Августина.
Гидеон решил, что в данном случае пригодится самая раболепная, подобострастная улыбка.
— Мне ужасно неудобно вас беспокоить…
— Пожалуйста.
Гидеон с облегчением увидел, что, несмотря на надбровные дуги неандертальца и отрастающую буквально на глазах щетину, этот человек смотрит на него открыто и дружелюбно.
— Мой зять Тони Мартинелли, — начал он, — работал таксистом. Он погиб прошлой ночью в аварии на Сто шестнадцатой улице — вы наверняка о ней читали.
Полицейский заинтересовался.
— Конечно, читал! Такого не бывало уже несколько лет, в новостях только об этом и говорили. Ваш зять? Мои соболезнования!
— Сестра убита горем. Какой ужас: на руках два малыша, одному годик, другому три, денег ни гроша, дом заложен…
— Да уж, не позавидуешь… — Полицейский отложил книгу, явно сочувствуя чужому горю.
Гидеон вооружился платком и вытер глаза.
— Тут такое дело… У него на зеркальце заднего вида висел серебряный медальон, святой Христофор…
Коп понимающе кивнул.
— В двухтысячном году Тони был в Италии, и там сам папа римский благословил этот медальон. Представляете, лично! Не знаю, католик ли вы, но святой Христофор — покровитель путешественников, а Тони работал таксистом, так что этот медальон был его главной ценностью. Та мимолетная встреча с папой была высочайшим взлетом всей его жизни.
— Я католик, — кивнул коп, — и мне это хорошо понятно.
— Тем лучше. Рад, что вы меня понимаете. Не знаю, возможно ли это, и не хочу навлекать на вас неприятности, но вдова мечтает получить назад этот медальон. Хочет положить его в гроб и похоронить вместе с мужем. Это принесло бы ей огромное облегчение… — Гидеон так расчувствовался, что даже всхлипнул. — Простите. — И он высморкался в приобретенный специально для этой цели платок.
Полицейский поерзал на месте.
— Понимать-то я вас понимаю и искренне сочувствую вашей сестре и племянникам, но тут вот какое дело…
Гидеон ждал.
— Тут вот какое дело, — повторил полицейский смущенно, словно подбирая слова. — Машина вашего зятя — вещественное доказательство в расследовании дорожно-транспортного происшествия с человеческими жертвами. Она под замком, к ней не подберешься.
— Под замком?
— Да, в специальном ангаре для вещественных доказательств. — Он ткнул пальцем на склад.
— Туда наверняка можно войти и снять с зеркальца медальон — он-то никакая не улика!
— Я все понимаю. Но это такси по-настоящему изолировано, прямо-таки заковано в кандалы. Сам склад заперт и поставлен на сигнализацию. Поймите, в таких случаях улики страшно важны. Взять сам автомобиль: на нем царапины, краска с другой машины и все такое прочее. Дело из ряда вон: семеро убитых, много тяжелораненых. Тех, кто все это учинил, ищут. Допуск к машине можно получить только по особому разрешению, и то после заполнения кучи формуляров. Любые манипуляции с этим автомобилем записываются на видео. Все это не просто так: мы должны сцапать преступников и добиться их осуждения.
— Как жаль, это для нас так важно… — Гидеон погрустнел и тут же просиял: его посетила новая идея. — Тони похоронят только через неделю, а то и через две. Может, к тому времени «кандалы» с машины снимут?
— Только когда поймают виновных, состоится суд, потом апелляция… Это может занять годы. Хотел бы я вас обнадежить, но… — Полицейский развел руками. — Годы!
— Что же я скажу сестре? Говорите, склад на сигнализации?
— На сигнализации и под круглосуточной охраной. Но даже если бы вам удалось проникнуть внутрь, машина, как я говорил, заперта в клетку для вещдоков, ключа от которой нет даже у охранника.
Гидеон почесал подбородок.
— Клетка, запертая на цепь?
— Ага, прямо как в Гуантанамо.
— Клетка тоже на сигнализации?
— Сама клетка — нет.
— А какая на складе сигнализация?
— На дверях и на окнах.
— Датчики движения, лазеры?
— Чего нет, того нет. Каждые полчаса склад обходит охранник. Думаю, сигнализация там только на окнах и дверях.
— Как насчет видеокамер?
— Этого добра навалом, просматривают каждый квадратный сантиметр. — Полицейский посерьезнел. — Не вздумайте! Очень не советую.
Гидеон покачал головой:
— Вы правы. Что-то меня занесло…
— Наберитесь терпения. В конце концов вам вернут медальон, и, возможно, вы к тому времени будете удовлетворены: виновный отправится мотать срок от двадцати пяти лет до пожизненного на Рикерс-Айленд.
— Очень надеюсь, что этот подонок не уйдет от возмездия!
Коп накрыл своей тяжелой ладонью ладонь Гидеона.
— Сочувствую вашей потере.
Гидеон благодарно кивнул, пожал добряку руку и зашагал прочь. Дойдя до конца квартала, он оглянулся. Склад действительно был обвешан по углам видеокамерами, не оставляющими без наблюдения ни единого клочка земли. Он насчитал их целую дюжину только с того места, где стоял. Столько же могло оказаться с другой стороны, внутри ангара тоже.
Гидеон в задумчивости побрел дальше. Обычно охранные системы представляют собой натыканную наугад дорогую электронику без малейшей попытки собрать из нее скоординированную, эффективную сеть. Одной из худших привычек Гидеона, портившей ему удовольствие от посещения музеев, была склонность прикидывать, как можно эти музеи обчистить: беспроводные передатчики, датчики вибрации и движения, бесконтактные инфракрасные детекторы, ультразвук — все было настолько очевидно и наивно, что у него чесались руки посрамить эти ухищрения.
Он с сожалением покачал головой. Проникновение на полицейский склад было для него до смешного простой задачей.
ГЛАВА 20
В три часа ночи Гидеон Кру спустился по Браун-плейс и пересек Сто тридцать вторую улицу, слегка покачиваясь и бормоча себе под нос. На нем были джинсы мешком и тонкий балахон с капюшоном, закрывавшим лицо. На спине балахона красовалось приглянувшееся ему замысловатое изображение. В магазине театральных принадлежностей он купил накладной живот, под который засунул «кольт».
