Так и есть: ампутация нижних конечностей через несколько часов после доставки пострадавшего в больницу — скорее всего вскоре после рентгена… Гидеон вернулся к только что прочитанному. С тех пор прошла неделя. Никаких ног он уже не получит. Он судорожно глотнул. Разочарование было так велико, что он временно лишился дара речи.
— Полагаю, порядок восстановлен, — заключил старший, и персонал стал расходиться.
Гидеон откашлялся.
— Что дальше стало с… с ними?
Старший смены все еще участливо поддерживал его под руку.
— Наверняка их отправили в отходы.
— На свалку, что ли?
— Нет, медицинские отходы сжигают.
— О!.. Сколько же на это уходит времени?
— Понятно, что долго их не хранят. Поймите, как мне ни жаль, ног уже нет. Знаю, какой это удар для вас, но… Словом, ваш друг все равно мертв. — Старший указал на тело. — То, что вы здесь видите, только бренная оболочка. Ваш друг уже совсем в другом месте, и там ему ноги ни к чему. По крайней мере я в это верю. Если вы, конечно, не возражаете против таких речей.
— Нет, не возражаю, просто… — Гидеон осекся. Он не мог смириться с тем, что все кончено, что он потерпел поражение.
— Мне очень жаль, — повторил старший.
Гидеон кивнул.
— Чем еще вам помочь? — вежливо поинтересовался врач.
— Спасибо, не надо, — отозвался удрученный Гидеон. — Здесь мне больше нечего делать. — Он застегнул молнию на мешке и задвинул поддон с телом в ящик. Нетрудно было представить, что на все это скажет Эли Глинн.
Покидая холодильник, он впервые обратил внимание на монументальную чернокожую женщину в дверях. На ней была одежда для хирургической операции, но маску она опустила на подбородок.
— Эй! — окликнула она Гидеона. — Я вас невольно подслушала. Доктор Браун, патологоанатом.
Старший смены поздоровался с доктором Браун, и все замолчали.
— Напомните ваше имя, сэр, — тихо попросила она Гидеона.
— Гидеон Кру.
— Я располагаю кое-какой информацией, которая вас, возможно, немного утешит, мистер Кру.
Гидеон приготовился к очередному изложению религиозных воззрений.
— Мистер Коррелли прав, говоря, что стандартная процедура в нашей стране состоит в отправке ампутированных конечностей в отходы. Но в данном случае такого произойти не могло.
— Почему?
— Потому что у нас в Нью-Йорке действует необычная, возможно, даже уникальная система. Отнятая конечность, в случае если пациент никак не оговорил, как с ней поступить, помещается в ящик и отправляется на нью-йоркскую «землю горшечника» для захоронения.
Гидеон уставился на нее:
— Земля горшечника?
— Да, место, где хоронят нищих. Название восходит к Библии: на «земле горшечника» был зарыт Иуда.
— В Нью-Йорке есть такой участок?
— Совершенно верно. Когда умершего не забирают родственники или когда они не могут оплатить погребение, город зарывает останки на «земле горшечника». Так же поступают с невостребованными конечностями. Ноги вашего друга захоронят там.
— Где же находится эта… «земля горшечника»?
— На Харт-Айленд.
— Харт-Айленд… — повторил Гидеон. — Где это?
— Насколько я понимаю, это необитаемый остров в заливе Лонг-Айленд, напротив Бронкса.
— Значит, ноги зароют там?
— Вне всякого сомнения.
— А можно их как-нибудь… переместить?
— Можно, — кивнула патологоанатом. — После обеззараживания все тела, конечности и прочее помещают в пронумерованные ящики и зарывают так, чтобы их можно было извлечь для нового вскрытия или судебно-медицинских надобностей. Так что не беспокойтесь, ноги вашего друга честь по чести предали земле.
— Какое облегчение! — Гидеон постарался скрыть охватившее его возбуждение. Он еще не успел поверить в свою удачу.
Старший смены дружески потрепал его по плечу:
— Надеюсь, это все меняет.
— Еще как! — охотно согласился с ним Гидеон. Хотя… В следующее мгновение он устремил на патологоанатома умоляющий взор. — Мне бы хотелось их посещать, оплакивать. Вы ведь меня понимаете?
При всем своем самообладании доктор Браун не скрыла, что понимает его неважно.
— По-моему, оставшегося здесь тела для оплакивания более чем достаточно.
— Но это только его часть! — Гидеон прибег к дрожи в голосе, намекая, что в любой момент может сорваться на визг.
Подумав, доктор Браун сказала:
— Иногда, очень редко, патологоанатомам приходится забирать оттуда конечности. Это всегда страшная возня, кучи бумаг, волокита на несколько недель. Поймите, Харт-Айленд полностью закрыт для посещения. Захоронениями занимаются заключенные с Рикерс-Айленд.
— Но если конечность можно выкопать, значит, место ее захоронения известно? Там что, ведут учет?
— Пронумерованные ящики опускают в траншеи в строгом порядке. Заполнив траншею, они ставят на ее краю бетонный маркер и отрывают новую.
— Как мне найти номер и место? У вас есть такая информация?
Патологоанатом взяла у старшего смены медицинское заключение и изучила его, сведя брови.
— Номер указан здесь. Думаю, исходя из него можно узнать место.
Гидеон протянул руку:
— Вы позволите?
Она дала ему распечатку, и он, достав из кармана карандаш, переписал номер: 695–998 MSH.
— Огромное вам спасибо, просто огромное!
— Вам еще нужна помощь? — спросила патологоанатом. — Если нет, то я, с вашего позволения, вернусь в анатомичку. У нас сейчас кадровый голод, меня некем заменить.
— Спасибо, это все, что мне требуется. Я вам очень признателен, доктор Браун. Не провожайте, я найду выход.
— Я обязана отвести вас в комнату ожидания.
Гидеон проследовал за своей монументальной спасительницей в коридор, мимо прозекторской, где по-прежнему кипела жизнь. Там топталось не меньше десятка детективов и полицейских, другие ждали в коридоре, почти полностью его перегородив. Протискиваясь, Гидеон увидел журналистов, что-то кричавших за двойными дверями и размахивавших руками.
— Убийство из ряда вон? — спросил Гидеон провожатую.
— Небывалая жестокость! — бросила на ходу доктор Браун. — Простите! — Она отодвинула от дверей сразу нескольких агрессивных телеоператоров. Увидев ее профессиональное обмундирование, пресса стала хором засыпать ее вопросами, но вместо ответа услышала: — Желаю удачи!
Закрывшиеся двери не охладили пыла журналистов.
