Наконец, когда с ужином было покончено, граф позвонил в маленький серебряный колокольчик. Появилась Ассунта.
– Grazie, – произнес граф, промокнув уголки рта большой льняной салфеткой.
Ассунга присела в неуклюжем реверансе.
– Когда приберетесь, – встал из-за стола Фоско, – можете поехать домой.
Не поднимая головы, кухарка вопросительно взглянула на графа.
– Per favore, signora. Сделайте милость, вы уже давненько не виделись с сыном.
– Mille grazie
[68]
. – Ассунта еще глубже присела в реверансе.
– Prego. Buona sera
[69]
. – Мягко развернувшись, граф вышел из зала.
Кухарка – последняя из слуг, кто оставался в замке. Прочих он успел отослать до понедельника. Всех, кроме Джузеппе, старого собачника, без которого не обойтись. Не то чтобы граф не доверял слугам. Нет, многие из них были связаны с династией Фоско крепкими многовековыми узами. В их верности граф не сомневался. Он просто не хотел, чтобы его беспокоили, пока он не завершит дело.
Не спеша граф пошел через парадный зал, через картинную галерею и оружейную палату. Путь вел графа назад сквозь время: сначала через пристройку тринадцатого века, затем уже по самой лонгобардской твердыне. Здесь не светили электрические лампы, не работало отопление. Здесь не было даже водопровода. Сырость и тьма начинали давить, и Фоско зажег фонарь, который снял со стены. Прихватив со старинного рабочего стола некий предмет, он сунул его в карман жилетки. Затем, выбрав один из боковых коридоров, Фоско отправился дальше – все глубже и глубже, в подземные тоннели, вырезанные в теле скалы.
Подвалы Кастель-Фоско не пропадали даром. Многие комнаты отвели под виноделие: в одних вино разливалось в бутылки, в других оно еще только бродило, залитое в огромные чаны, а в-третьих штабелями складывались маленькие бочки из французского дуба. Прочие помещения династия Фоско приспособила под хранение кабанины: там с потолка свисали бесчисленные туши. Были и склады с оливковым маслом, и цехи для заготовки бальзама. Однако сейчас граф спускался намного глубже – в могильники, вырезанные в нависающем известняковом склоне. Ступеньки вились, уводя в затхлость древних катакомб, куда не спускались уже пять веков.
В холодном воздухе стены истекали влагой, а выдолбленная вручную лестница была такая скользкая, что поскользнуться на ней мог любой. И если эта участь постигла бы графа, никто не услышал бы его криков о помощи. Поэтому, спускаясь, Фоско замедлил шаги.
Наконец он добрался до лабиринта узеньких склепов, вырезанных в камне. В каждой нише лежало по скелету. Сосчитай кто-нибудь всех покойников, он догадался бы, что здесь покоятся не только пращуры графа, но и соратники, павшие тысячу лет назад на войне. Кислорода не хватало: чем дальше забирался Фоско, тем хуже светил фонарь. И чем глубже пробирался граф, тем больше появлялось осыпавшихся могил: от них остались груды кирпича и кости, в изобилии устилавшие пол – пожеванные и растасканные по усыпальнице крысами.
Путь закончился тупиком. Фонарь Фоско едва справлялся с густой темнотой. Встав у последнего углубления в стене, граф осторожно повел светильником из стороны в сторону.
Трепещущее пламя высветило фигуру агента Пендергаста: голова покоилась на груди, а лицо истекало кровью из десятка царапин. Некогда безупречный пиджак валялся грудой тряпья у ног фэбээровца, сшитые вручную английские туфли покрывал толстый слой тосканской грязи. Пендергаст был без сознания и, несомненно, свалился бы, если б его не держала толстая цепь, обвитая вокруг груди. Один конец ее крепился к железной скобе, вбитой в известняковую стену, а последнее звено другого конца закусил висячий замок у второй скобы. Еще одна цепь выходила из-за спины Пендергаста и сковывала безвольно повисшие руки.
Граф уже понял, как опасен противник, и поэтому в первый раз он повел фонарем очень аккуратно и не стал подходить близко. Но Пендергаст не двигался. Тогда, ободренный, Фоско посветил снова, и, едва свет коснулся лица Пендергаста, тот вздрогнул. Задрожали и приподнялись веки.
Фоско моментально отпрянул.
– Агент Пендергаст? – позвал он проникновенным голосом. – Алоиз? Мы пробудились?
Фэбээровец вяло пошевелил конечностями, попытавшись согнуть руки.
– О, прошу простить, цепи необходимы. Скоро вы поймете зачем.
Не дождавшись ответа, граф продолжил:
– Наверняка вы совсем не чувствуете сил и едва способны шевелиться. Может даже, кое-что из последних событий ускользнуло из вашей памяти. Виной тому фенобарбитал – самый удобный способ вернуть вас в замок. Позвольте же восполнить пробел: вы и незабвенный сержант д'Агоста утомились от моего гостеприимства и решили бежать. Конечно же, я был против, не обошлось без борьбы. Что и говорить, дело мерзкое – мой любимый Пинкеттс, как ни прискорбно, погиб. Речь еще зашла о некой бумаге, которую вы оставили кое-кому на хранение и которая перешла ко мне. Сержанту д'Агосте, как ни печально, удалось скрыться. Однако не будем о грустном. Главное – вы снова здесь, в моем замке! И я настаиваю, чтобы вы задержались. Как гость. Серьезно, возражений я не приму.
Фоско поставил фонарь на железную подставку в стене.
– Удобства скудные, вы уж простите. Хотя прошу заметить, что они не лишены природного шарма. Видите белую паутину на потолке? Это, дорогой Пендергаст, селитра. Кому, как не вам, оценить всю литературность момента, а заодно понять, что я намерен сделать
[70]
.
В подтверждение своих слов граф достал из кармана жилетки мастерок. При виде инструмента тяжелый, одурманенный взгляд Пендергаста на миг прояснился.
– Ага! – довольно воскликнул граф. – Вы все видите, все понимаете. Отлично. Приступим же!
Обернувшись к куче костей, Фоско разбросал останки. Обнажилась объемная бадья со свежим раствором. Работая мастерком, граф нанес первый слой поперек входа в нишу. Потом, разобрав одну из груд кирпичей, он перетаскал их – по два за один раз – к ногам Пендергаста, аккуратно выложил первый ряд и нанес поверх него второй слой раствора.
– Замечательные кирпичи! – приговаривал граф. – Несколько сотен лет назад их лепили из глины со склонов местных холмов. А какие они крупные – не чета вашим английским малявкам! Для раствора я взял много извести – почти две части на одну часть песка. Все потому, что ваше последнее пристанище должно стать воистину крепким. Оно должно прослужить вам века, дорогой Пендергаст, должно продержаться до Второго пришествия, пока не вострубит последняя труба
[71]
!
Пендергаст не ответил. Его взгляд к тому времени окончательно прояснился. Фэбээровец наблюдал за графом внимательно и терпеливо. Фоско закончил второй ряд.
