– Нельзя ли, – поднялся Карлтон, – сказать это нормальным языком?
– Конечно, – сухо ответил Динфонг. – Что-то нагрело и расплавило крест, не тронув ничего вокруг. Полагаю, это некий вид излучения, который воспринимается металлом лучше, чем кожей.
– Со следами копыт – то же самое?
– Вполне возможно. – Динфонг был вынужден признать, что Карлтон лишь притворяется недалеким.
Пендергаст поднял палец.
– Агент Пендергаст?
– Вы нашли еще следы излучения?
– Да, – Динфонг порадовался куда как более достойному вопросу. – Мы нашли их на столбиках кровати из лакированной сосны и на стене за кроватью – это уже крашеная сосна. Краска в этих местах облупилась.
Щелкнув «мышкой», Динфонг вывел на экран новое изображение.
– Поперечное сечение стены – здесь показаны четыре слоя краски. И вот что еще странно: пострадали только самые глубокие слои. Остальные же сохранились, не изменился даже химический состав.
– Вы проанализировали все четыре слоя? – спросил Пендергаст.
Динфонг кивнул.
– Нижний слой – краска на свинцовой основе?
Куда ведет Пендергаст, Динфонг понял в тот же момент и поразился, как не дошел до этого сам.
– Позвольте, я загляну в записи.
Динфонг быстро пролистал отчеты, подшитые в папку «Сера». В ФБР все дела получали названия, и это придумал сам Динфонг. Возможно, и патетично, зато в самую точку.
– Собственно говоря, да, – оторвался он от папки. – Краска на свинцовой основе.
– Остальные – нет?
– Все верно.
– Еще одно доказательство того, что мы имеем дело с неким видом излучения.
– Очень хорошо, агент Пендергаст.
Впервые за время практики прийти к заключению Динфонгу помог агент ФБР. Репутация Пендергаста оказалась заслуженной.
– Еще вопросы? Или комментарии?
Карлтон вяло поднял руку.
– Слушаю.
– Как нечто могло повредить нижние слои и не задеть верхние?
– Свинец в краске, – ответил ему Пендергаст. – Он среагировал на излучение, как и серебро. Свинец хорошо поглощает радиацию. Доктор, а дополнительное обследование на месте выявило какие-нибудь следы радиоактивности?
– Абсолютно никаких.
Карлтон кивнул.
– Отметь это, Сэм, понял?
– Конечно, сэр, – отозвался один из младших агентов.
Динфонг перешел к следующему слайду.
– Последнее – участок креста крупным планом. Излучением оплавило только крест. Ни один конвективный источник на такое не способен.
– Какой тип излучения может воздействовать на металл, не затронув плоти? – спросил Пендергаст.
– Рентгеновское излучение, гамма-лучи, микроволновое излучение, дальняя область ИК-спектра, определенный спектр радиочастот, не говоря уже об альфа-лучах и потоках быстрых нейтронов. Все они вполне естественны, неестественной была мощность излучения.
Тут бы Карлтону вставить свое, но директор молчал. Вместо него снова заговорил Пендергаст:
– Точечная коррозия ни на что вас не натолкнула?
– Пока нет.
– Никаких догадок?
– Я не строю догадок, мистер Пендергаст.
– Но ведь так воздействовать на крест мог мощный пучок электронов, вы не думаете?
– Только в условиях вакуума. В воздухе пучок рассеялся бы, скажем, в миллиметре или двух. Я уже сказал, это могло быть инфракрасное, рентгеновское или микроволновое излучение. Если не считать, что создают такие пучки лишь передатчики весом в несколько тонн.
– Вы, конечно же, правы, доктор. Но что вы думаете о предположении, высказанном в «Нью-Йорк пост»?
Резкий поворот слегка огорошил Динфонга.
– Я, – помолчав, сказал он, – не имею привычки опираться в работе на предположения «Пост».
– Они высказали догадку о том, что дьявол забрал душу Джереми Гроува.
Возникла небольшая заминка, во время которой по залу пробежали редкие смешки. Очевидно, Пендергаст шутил. Или нет?
– Под такой версией, мистер Пендергаст, я бы не подписался.
– Вот как?
– Я буддист, – улыбнулся Динфонг. – Для меня дьявол скрыт в человеческом сердце.
Глава 18
У входа в Метрополитен-опера бурлил людской поток, но графа Исидора Фоско Пендергаст нашел быстро. Массивную фигуру, застывшую в театральной позе у фонтана Линкольн-центра, фэбээровец не спутал бы ни с кем.
По случаю премьеры «Лукреции Борджиа» Доницетти Фоско нарядился в идеально подогнанный белый фрак, не забыв о гардении в петлице. Вместо обычной жилетки он щеголял роскошным гонконгским шелком с серыми и белыми парчовыми вставками. Пудра довела его ухоженные щеки до розового совершенства, а седые волосы завивались львиными кудрями. Довершали композицию миниатюрные серые перчатки.
– Мой дорогой Пендергаст! – радостно воскликнул Фоско. – Я был уверен, что вы наденете фрак. Не понимаю, как в такую ночь можно одеваться столь вызывающе безвкусно. – Он широким жестом окинул устремленный к фойе поток смокингов. – В наши темные дни осталось лишь три случая, когда можно по-настоящему сверкнуть нарядами: первый – бракосочетание, второй – похороны и третий – премьера в опере. Третий случай, конечно же, самый счастливый.
– Это как посмотреть, – сухо ответил Пендергаст.
– Так вы счастливый муж?
– Не угадали.
– А! – Фоско рассмеялся. – Вы правы, Пендергаст. Я знавал людей, обретших счастье лишь на своих похоронах.
– Хотя радостный повод надеть фрак достается наследникам.
– Ах вы, негодник! – пожурил агента граф. – Ну что же, войдем? Надеюсь, вы не против, что я взял билеты в партер – не люблю ложи, акустика там отвратительная. Наши места в центре, правый сектор. Я долго экспериментировал и понял, что это идеальная акустическая зона: места от двадцать третьего до тридцать первого. Однако посмотрите, огни в зале гаснут. Нам лучше поспешить.
Толпа, словно косяк мелких рыбешек, расступалась перед графом. Фоско, вскинув массивную голову, плавно двинулся к центральным дверям, где они с Пендергастом не оглядываясь прошмыгнули мимо капельдинеров, предлагавших программы. Уже в зале они устремились по центральному проходу вниз и заняли свои места. Для себя Фоско зарезервировал аж целых три. Усевшись в кресло посередине, он простер руки на перевернутые боковые сиденья и сказал:
– Простите, дорогой Пендергаст, что мы не сидим щека к щеке, мое телосложение требует пространства. – Он достал из кармана небольшое пенсне, украшенное жемчугом, и положил его на сиденье справа. Пустующее место по левую руку занял медный цилиндрик миниатюрной, но мощной подзорной трубы.
