– В конце девятнадцатого века мукомольню переоборудовали под ферму по разведению форели, – ответил Пендергаст. – Каждый год в ручей Росистый выпускали тысячу форелей. В лесу же сохранялись дикие индюшки, олени, фазаны, куропатки, перепела и медведи. По воскресеньям мои родственники с друзьями-охотниками выезжали в поле.
– Охотничий заповедник. Держу пари, рыбалка здесь была просто фантастическая.
Д'Агоста посмотрел на ручей, бурлящий в ложе из булыжников, с глубокими заводями, где, несомненно, в изобилии водилась форель. У него на глазах несколько рыбин пустили рябь по воде возле шлюза.
– Никогда не увлекался рыбалкой, – сказал Пендергаст. – Предпочитаю кровавый спорт.
– Чем вам не угодила рыбалка?
– В высшей степени банальное занятие.
– Банальное. Верно.
– После внезапной смерти хозяина большая часть прислуги покинула поместье. Вскоре уехать пришлось и бабушке. Теперь Рэйвензкрай совсем заброшен... Как бы там ни было, – оживился Пендергаст, – это место располагает к размышлениям, и я пригласил вас пересмотреть ситуацию. Если коротко, Винсент, дело очень запутанное. Будь все как обычно, я бы уже давно отыскал ниточку, ведущую к клубку. Сейчас все иначе.
– Да, нелегко, – согласился д'Агоста.
Он взглянул на девушку, сомневаясь, может ли позволить себе говорить при ней все.
– От Констанс у меня секретов нет, – сказал Пендергаст.
Та важно улыбнулась. Они пошли обратно к машинам.
– Давайте же подведем некоторый итог, – начал Пендергаст. – У нас имеются два убийства необъяснимого характера – с сожженными телами и мефистофельской атрибутикой. Мы знаем, что первые две жертвы были как-то связаны друг с другом и с Баллардом. Однако как именно, выяснить не удалось.
– Кое-чем помогла Хейворд, – сказал д'Агоста. – Мы порылись в их телефонных счетах, подняли кредитную историю... Безрезультатно. Никаких следов того, что они вообще когда-то встречались. А файлы в компьютере Балларда зашифрованы, и взломать их мы не смогли. Однако кое-что все-таки перепало: в окошке интернет-браузера компьютера Балларда стояло имя Ренье Бекманна. Похоже, Баллард тоже пытался его найти.
– Тем не менее, когда вы допрашивали Балларда в клубе, он утверждал, что Бекманна не знает. Выходит, ему есть что скрывать. Он зол, он обороняется. Я бы даже сказал, он напуган. Но чего он боится?
– Ареста. Отталкиваясь от того, что Баллард – подозреваемый номер один, мы с Хейворд проверили – на ночь убийства Гроува у него тоже нет железного алиби. Баллард утверждает, будто совершал круиз по проливу. Но с тем же успехом он мог оказаться и у атлантического побережья, высадиться на пляже в Саутгемптоне и сделать свое мокрое дело.
– Возможно. Хотя зачем ему убивать Гроува и Катфорта? В чем здесь выгода? Да еще и обставлять это как дело рук дьявола?
– Может, у него специфическое чувство юмора?
– Напротив, у него чувство юмора, похоже, отсутствует напрочь. Одно только гангстерское злорадство. Да и зачем так рисковать ради забавы?
– Значит, он хотел этим что-то сказать.
– Кому? И что?
– Не знаю. Если б это был не Баллард, я бы решил, что какой-нибудь псих-фундаменталист намерен возродить инквизицию. Ради Божьего промысла.
– Вторая возможная версия.
Ненадолго воцарилась тишина. Затем Пендергаст добавил:
– Винсент, мы упускаем еще одну вероятность.
У д'Агосты перехватило дыхание. Пендергаст, должно быть, шутит. Или же... Рука сама дотронулась до крестика.
– Где сейчас Баллард? – спросил Пендергаст.
– Этим утром он на яхте вышел в открытый океан.
– Есть идеи, куда именно он направляется?
– По данным Хейворд, в Европу. Движется, во всяком случае, на восток. На полной скорости. Даже, может быть, быстрее – на яхте установлена специально модифицированная электростанция. Мы узнаем, где и когда причалит Баллард, если только он не обойдет таможенную и эмиграционную службы, что вряд ли с такой-то яхтой, как у него.
– Хейворд можно лишь восхищаться. Она все еще злится?
– Вряд ли.
Пендергаст тонко улыбнулся.
– Ну, есть теория? – спросил д'Агоста.
– Я изо всех сил стараюсь не создавать таковой.
По гравию зашуршали покрышки, хлопнули двери, вдали зазвучали голоса. Обернувшись, д'Агоста увидел за лугом старомодный лимузин с опущенным верхом и пристегнутой к откидному сиденью большой плетеной корзиной.
– А это кто? – спросил он.
– Еще один гость, – просто ответил Пендергаст.
Обойдя авто, в поле зрения появилась гигантская фигура. Необъятные пропорции никак не вписывались в окружение, но их обладатель передвигался с поразительной плавностью. Граф Фоско – похоже, из подозреваемых он непонятно как сделался новым знакомым.
– Что он здесь делает? – Д'Агоста посмотрел на Пендергаста.
– Мне показалось, граф обладает информацией чрезвычайной важности и жаждет ею поделиться. А так как он крайне заинтересован во всем, что в Америке считается древностью, я пригласил его в Рэйвензкрай. К тому же я у него в долгу за чудесный вечер в опере.
Спускаясь по тропинке, граф еще издали начал приветственно махать рукой.
– Изумительное место! – прогремел он, потирая ладони в белых перчатках.
Поклонившись Пендергасту, граф обратился к д'Агосте:
– А это наш сержант... Д'Агоста, если не ошибаюсь? Всегда рад познакомиться с человеком итальянских кровей. Как поживаете?
– Спасибо, хорошо.
Своим вычурным поведением этот человек не понравился д'Агосте еще на поминках. Сейчас Фоско нравился ему еще меньше.
– Моя подопечная, – представил Пендергаст девушку, – Констанс Грин.
– Говорите, подопечная? Восхитительно. – Фоско, поклонившись, поднес ее ручку почти к самому рту, не касаясь губами.
Кивнув в ответ, Констанс заметила:
– Вижу, у вас с мистером Пендергастом общие интересы – экзотические марки автомобилей.
– Действительно, наши интересы совпадают. Даже больше – мы с мистером Пендергастом теперь друзья. – Он широко улыбнулся. – Во многом мы не похожи: я обожаю музыку, он – нет, я обожаю изящные одежды, а он одевается как гробовщик, я словоохотлив и открыт, а он молчалив и закрыт, я прям, а он скрытен. Тем не менее мы разделяем любовь к живописи, книгам, изысканным блюдам, вину и культуре – равно как оба восхищаемся ужасными и необъяснимыми преступлениями. – Взглянув на Констанс, граф снова улыбнулся.
– Преступления только тогда интересны, – сказала Констанс, – когда их нельзя объяснить. К несчастью, таких очень мало.
