— Малыш, ты в порядке? — спросил Динки.
— Нет, — ответил Джейк, — не в порядке.
И Динки кивнул, словно получил вразумительный ответ. «Может,
такой он и ожидал, — подумал Джейк. — Он же, в конце концов, телепат».
И словно в подтверждение его мыслей Динки спросил, кто такой
Мордред.
— Тебе не захочется это узнать. Поверь мне, — он затушил
наполовину выкуренную сигарету («Твой рак легких именно здесь, в последней
четверти дюйма», — любил говорить его отец, указывая на одну из своих сигарет
без фильтра, тем же тоном, что и диктор телевизионного магазина) и покинул
Корбетт-Холл. Воспользовался черным ходом, чтобы избежать встречи с толпой
встревоженных, не знающих, как жить дальше, Разрушителей, и ему это удалось. И
теперь находился в Плизантвиле, сидел на тротуаре, как один из бездомных, которых
он видел в Нью-Йорке, ожидая, когда его позовут. Ожидая конца.
Он подумал о том, чтобы зайти в таверну, может, налить себе
пива (если уж он был достаточно взрослым, чтобы курить и убивать людей из
засады, то, понятное дело, мог позволить себе и выпить пива) или хотя бы
посмотреть, будет ли играть музыкальный автомат без брошенных в него монет. Он
мог поспорить, что Алгул Сьенто был тем местом, каким, по твердому убеждению
отца, должна была стать Америка, обществом, забывшим, что такое наличные деньги,
так что старенький «Сиберг» наверняка отрегулировали таким образом, чтобы
музыка включалась лишь от нажатия кнопок. И он мог поспорить, что взглянув на
полоску с названием песни рядом с кнопкой 19, увидел бы «Кто-то сегодня спас
мне жизнь» в исполнении Элтона Джона.
Он вскочил, как только его позвали. Не только он услышал
зов. Ыш печально тявкнул. Роланд словно возник рядом с ними.
«Ко мне, Джейк, и поторопись. Он уходит».
7
Джейк поспешил в один из проулков, обогнул все еще дымящийся
дом директора Девар-тои (Тасса, слуга, который проигнорировал приказ Роланда
или не имел о нем ни малейшего понятия, молчаливо сидел на крыльце в килте
[79]
и футболке, закрыв лицо руками) и побежал через Молл, бросив короткий взгляд
на лежащие рядком тела. Участники спиритического сеанса, что стояли кружком на
траве, давно разошлись.
«Я не буду плакать, — мрачно пообещал он себе. — Если я
достаточно взрослый для того, чтобы курить и думать, а не налить ли себе пива,
то смогу контролировать мои бестолковые глаза. Я не буду плакать».
Зная почти наверняка, что будет.
8
Шими и Тед присоединились к Динки у двери апартаментов
проктора. Динки уступил стул Шими. Тед выглядел усталым, но Шими, решил Джейк,
был просто никакой: глаза вновь налились кровью, кровь корочкой запеклась под
носом и одним ухом, щеки посерели. Он снял один из шлепанцев и массировал ногу,
словно она у него болела. Однако, чувствовалось, что он счастлив. Вне себя от
восторга.
— Луч говорит, что сможет оправиться, юный Джейк, — сообщил
мальчику Шими. — Луч говорит, еще не поздно. Луч говорит, спасибо вам.
— Это хорошо, — Джейк потянулся к ручке. Он едва слышал
Шими, сосредоточившись (не плачь и не тем самым не усугубляй ее горе) на том,
чтобы взять под контроль свои эмоции с того самого момента, как он переступит
порог. Но потом Шими продолжил, и вот эти слова заставили Джейка забыть про
возможные слезы.
— Еще не поздно и для Реального мира. Мы знаем. Мы заглянули
туда. Видели движущийся знак. Не так ли, Тед?
— Действительно, заглянули, — Тед, как обычно, держал в руке
банку с «Нозз-А-Ла». Теперь поднес ко рту, глотнул. — Когда будешь там, Джейк,
скажи Роланду, если вас интересует 19 июня девяносто девятого года, то пока все
нормально. Но временной запас невелик и постоянно тает.
— Я ему скажу, — пообещал Джейк.
— И напомни ему, что время здесь иногда соскальзывает. Как
прокручивается старая коробка передач. И это будет продолжаться, несмотря на
то, что Луч пойдет на поправку. А как только 19-ое уйдет…
— Больше оно не повторится, — закончил фразу Джейк. — Во
всяком случае, там. Мы знаем, — он открыл дверь и проскользнул в темноту
апартаментов проктора.
9
Единственный круг желтого света, на столике у кровати горела
настольная лампа, падал на лицо Эдди Дина. Свет этот отбрасывал тень носа на
левую щеку, а закрытые глаза превращал в темные глазницы. Сюзанна на коленях
стояла у кровати, держала руки Эдди в своих, не отрывала от него глаз. Ее тень
дотягивалась до стены и частично ложилась на нее. Долгий монолог-бормотание
умирающего прекратился, регулярность дыхания осталась в прошлом. Теперь он
делал долгий вдох, надолго задерживал воздух в груди, после чего он с хрипами и
свистом выходил наружу. Грудь его застывала так надолго, что Сюзанна
всматривалась в лицо Эдди, а ее глаза тревожно блестели, пока не следовал
очередной вдох.
Джейк сел на кровать рядом с Роландом, посмотрел на Эдди, на
Сюзанну, потом перевел взгляд на лицо стрелка. В глубоком сумраке не увидел на
нем ничего, кроме усталости.
— Тед просит передать, что на американской стороне скоро
пойдет 19-ое июня. А также напоминает, что время может и соскользнуть.
Роланд кивнул.
— И однако, думаю, мы подождем, пока все закончится. Много
времени это не займет, и это наш долг перед ним.
— Сколько еще это продлится? — прошептал Джейк.
— Не знаю. Я думал, он уйдет до того, как ты успеешь
добраться сюда, даже бегом…
— Я и побежал, как только вышел на траву…
— …но, как сам видишь…
— Он борется изо всех сил, — сказала Сюзанна, и у Джейка
защемило сердце: ничем другим гордиться она уже не могла. — Мой муж борется изо
всех сил. Может, он еще что-то скажет.
10
И он сказал. Через пять бесконечных минут, которые Джейк
провел в спальне, глаза Эдди открылись.
— Сю… — начал он. — Сю… зи…
Она наклонилась ближе, по-прежнему держа его руки,
улыбнулась его лицу, не видя ничего вокруг. И с усилием, Джейк не мог поверить,
что такое возможно, Эдди освободил одну руку, поднял, ухватился за ее кудряшки.
Если вес руки и тянул волосы вниз, вызывая боль, она не подала вида. На губах
расцвела радостная, приглашающая, даже чувственная улыбка.
— Эдди! С возвращением!
— Не обманывай… обманщика, — прошептал он. — Я ухожу,
любимая, не прихожу.
— Это же чистая глу…
— Замолчи, — прошептал он, и она замолчала. Рука,
вцепившаяся в волосы, тянула ее вниз. Она с готовностью наклонилась, поцеловала
его еще живые губы. — Я… буду… ждать тебя, — каждое слово давалось ему с
огромным трудом.
