— Не удивительно, что старик срезал с карандашей ластики, —
прокомментировал он, возвращая рисунок.
— Я пришла к такому же выводу.
А уж от этого вывода оставался только один шаг к ее
единственно верной интуитивной догадке: если Патрик мог (во всяком случае, в
этом мире) что-то убрать с помощью ластика, он мог и что-то создать с помощью
карандаша. Когда она упомянула о стаде банноков, которое загадочным образом
приблизилось, Роланд потер лоб, как человек, у которого дико разболелась
голова.
— Мне следовало это увидеть. Следовало понять, что это
значит, Сюзанна. Я старею.
Сюзанна проигнорировала его слова, не раз слышала их раньше,
и рассказала ему о снах, в которых видела Эдди и Джейка, упомянув о надписях на
фуфайках, о поющих голосах, предложении горячего шоколада, нарастающей панике в
их глазах, когда ночь уходила на ночью, а она все не понимала, что нужно
вынести из этих снов.
— Почему ты не рассказала мне об этих снах раньше? — спросил
Роланд. — Почему не попросила помочь истолковать их?
Она пристально посмотрела на него, думая, что поступила
правильно, не обратившись к нему за помощью. Да, правильно… пусть ее решение и
могло причинить ему боль.
— Ты потерял двоих. Может, тебе хотелось потерять и меня?
Он покраснел. Она увидела это даже при свете костра.
— Ты говоришь обо мне плохо, Сюзанна, а думаешь и того хуже.
— Может, и думаю. Если так, я говорю, извини. Я не уверена,
чего хотела сама. Какая-то моя часть мечтает увидеть Темную Башню, ты знаешь.
Какая-то моя часть ни о чем другом не хочет и слышать. И если даже Патрик
сможет «извлечь» Ненайденную дверь, а я смогу ее открыть, то откроется она не в
реальный мир. Об этом говорят надписи на фуфайках, я уверена.
— Ты не должна так думать, — покачал головой Роланд. —
Реальность — это не всегда белое и черное, то, что есть, и чего нет, что должно
быть, а что — не должно.
Патрик победно вскрикнул, и они оба посмотрели на него. Он
поднял блокнот, повернул к ним так, чтобы они увидели, что он нарисовал.
Сюзанна подумала, что это полная имитация Ненайденной двери. Конечно, без слова
«ХУДОЖНИК» и без скрещенных карандашей на ручке из блестящего металла, но
Сюзанну это не смущало. О таких мелочах она просто не стала ему рассказывать.
Точно знала, они предназначались лишь для того, чтобы помочь ей сообразить, что
к чему.
«Джейк и Эдди сделали все, разве что не нарисовали карту», —
подумала она. И задалась вопросом, почему все должно быть таким сложным, таким
чертовски
(головоломки, сплошь головоломки)
загадочным, и она знала, что на этот вопрос ей никогда не
удастся найти удобоваримый ответ… разве что, такова человеческая природа, не
так ли? Ответы на важные вопросы никогда не находились легко.
Патрик вновь вскрикнул. На этот раз в крике слышались
вопросительные интонации. И она внезапно осознала, что бедный мальчик сам не
свой от тревоги, и почему нет? Он только что выполнил свой первый заказ, и
хочет знать, что думает как оценивает достигнутые успехи его patrono d’arte.
— Отлично, Патрик… великолепно.
— Да, — согласился Роланд, беря альбом в руки. Дверь
выглядела точно такой, как те двери, на которые он, в полузабытьи, умирающий от
яда омароподобных чудовищ, набрел на берегу Западного моря. Словно это
несчастное, лишившееся языка существо заглянуло к нему в глубины памяти и
увидело настоящее изображение этой двери: фоттеграффия.
Сюзанна, тем временем, в отчаянии оглядывалась. И когда на
ладонях и культях поползла к границе круга света, Роланду пришлось резко ее
остановить, напомнить, что Мордред может быть, где угодно, а темнота — союзник
Мордреда.
И при всем ее нетерпении, Сюзанна подалась от границы света
и тьмы, потому что слишком хорошо помнила, что случилось с матерью, выносившей
Мордреда, и как быстро это случилось. Однако, возвращение к костру причиняло
боль, чуть ли не физическую боль. Ранее Роланд сказал ей, что к концу грядущего
дня надеется увидеть Темную Башню. Если бы она оставалась с ним, если бы
увидела Башню вместе с ним, ее притяжение, по мнению Сюзанны, могло оказаться
слишком сильным. Ее волшба. А пока, имея возможность выбрать между Башней и
дверью, Сюзанна знала, что пока еще может выбрать дверь. Но с приближением к
Башне сила ее росла, пульсации все громче звучали в мозгу, поющие голоса
становились все слаще, и сделать выбор в пользу двери становилось труднее.
— Я ее не вижу, — голос Сюзанны переполняло отчаяние. —
Может, я ошибаюсь. Может, и нет никакой чертовой двери. О, Роланд…
— Я не думаю, что ты ошибалась, — говорил Роланд с явной
неохотой, как человек, которому приходится говорить, потому что он должен
сделать работу, отдать долг. А он у этой женщины в долгу, полагал Роланд. Разве
не он схватил ее за шкирку и перетащил в этот мир, где она научилась искусству
убивать, влюбилась и осталась вдовой? Разве не он стал причиной ее теперешней
печали? И если он мог все это исправить, ничего другого ему просто не
оставалось. А желание держать Сюзанну при себе, рискуя при этом ее жизнью, —
чистый эгоизм, недостойный стрелка.
И, что еще более важно, недостойный любви и уважения,
которыми он к ней проникнулся. То, что осталось от его сердца, разбивалось при
мысли, что придется прощаться с ней, последней из этого странного и
удивительного катета, но, если она этого хотела, если считала, что ей это
необходимо, тогда он должен помочь. И он думал, что это ему по силам: увидел в
рисунке Патрика то, что упустила Сюзанна. Не то, что было нарисовано: то, чего
не было.
— Посмотри сюда, — мягко сказал он, показывая ей рисунок. —
Видишь, как он старался, пытаясь порадовать тебя, Сюзанна?
— Да! — воскликнула она. — Да, разумеется, вижу, но…
— Насколько я могу судить, у него ушло десять минут, чтобы
нарисовать эту дверь, тогда как большинство рисунков, таких же хороших, он
заканчивает за три или четыре минуты, не так ли?
— Я не понимаю, о чем ты! — Сюзанна чуть ли не кричала.
Патрик подтянул к себе Ыша, обнял ушастика-путаника,
уставившись на Сюзанну и Роланда широко раскрытыми, несчастными глазами.
— Он работал изо всех сил, старался, как мог, чтобы
изобразить то, что ты просила. А именно, Дверь. Она стоит сама по себе, на
бумаге она одна. У нее нет… нет…
Он искал нужное слово. И дух Ванни шепнул это слово ему в
ухо.
— У нее нет привязки.
Еще несколько мгновений на лице Сюзанны отражалось
недоумение, а потом по нарастающему блеску глаз стало ясно, что до нее начинает
доходить смысл слов стрелка. Но Роланд не стал ждать, пока она окончательно его
поймет, опустил здоровую левую руку на плечо Патрика и попросил нарисовать
перед дверью маленький электрический скутер Сюзанны, который она называла Хо-3.
