(не дать сделать ни шагу заставить меня замереть на этом
самом месте застыть столбом)
остановить меня. И рука эта смогла забраться к нему в
голову, потому что, посылая ментальный сигнал и получая на него ответ, он
открыл…
«Джейк, Джейк, где ты?»
Отвечать времени не было. Однажды, пытаясь открыть
Ненайденную дверь в Пещере голосов, Джейк взывал образ миллиона широко
открывающихся дверей. Теперь он вызвал другой: одной, с грохотом
захлопывающейся двери.
И очень вовремя. Еще с мгновение его ноги оставались
прикованными к полу, а потом что-то закричало от боли и отпустило его.
Позволило сдвинуться с места.
И Джейк сдвинулся. Сначала неуклюже, потом все более
уверенно. Боже, а ведь он едва не погиб! Он слышал зов Сюзанны, очень далекий,
но не решался открыться, чтобы ответить на него. Ему оставалось лишь надеяться,
что Ыш не потеряет ее след, а она не прекратит его звать.
3
Потом он пришел к выводу, что вскоре после последнего
слабого крика Сюзанны, должно быть, начал петь песню, которую слышал по радио
миссис Шоу, но точно сказать, конечно, не мог. С тем же успехом человек,
слегший с простудой, может пытаться определить, в какой именно момент у него
заболела голова. В чем Джейк мог быть уверен, так это в непрекращающемся
грохоте выстрелов, а однажды пуля с воем отрикошетила от стены, но все это
происходило далеко позади, очень далеко, так что он перестал пригибаться при
каждом выстреле (а потом и оглядываться). А кроме того, Ыш убегал вперед,
быстро-быстро переставляя мохнатые лапы. В стенах и под полом стучали и хрипели
неведомые машины. На полу появились стальные рельсы. Джейк предположил, что
когда-то здесь курсировал трамвайчик, избавлявший туристов от необходимости
преодолевать коридор на своих двоих. Через одинаковые интервалы Джейк видел на
стенах строгую надпись: «ВПЕРЕДИ „ПАТРИЦИЯ“; ФЕДИК; СИНИЙ ПРОПУСК ПРИ ВАС?» В
некоторых местах плитки осыпались, в других рельсы исчезли, кое-где
застоявшаяся, кишащая паразитами вода заполняла выбоины в полу. Два или три
раза Ыш и Джейк прошли мимо каких-то транспортных средств, нечто среднего между
тележкой, на которой игроки ездят по полю для гольфа, и грузовичком с плоской
платформой. Прошли они и мимо робота с головой, похожей на большую репу. Робот
тускло сверкнул красными глазами и прохрипел одно слово, вроде бы: «Стоять!»
Джейк поднял орису, не зная, поможет ли она остановить робота, если он двинется
за ним, но робот не шевельнулся. Должно быть, на вспышку глаз ушла последняя
толика энергии, еще остававшейся в аккумуляторах, атомных или каких-то еще,
которые питали системы жизнедеятельности робота. Тут и там стены изрисовали
граффити. Две надписи показались ему знакомыми. «ALL HAIL THE CRIMSON KING»
[19]
, с красным глазом вместо точки в каждом «i», И «БАНГО СКАНК, ‘84». «Да
уж, — рассеянно подумал Джейк, — этот Сканк везде поспел». А потом впервые ясно
услышал свой голос. Он, оказывается, напевал. Услышал не слова, а старый, едва
запомнившийся рефрен одной из песен, которую когда-то слышал по радио на кухне
миссис Шоу: «Э-уимови, э-уимови, э-уиии-аммм-иммм-овии…»
Он замолчал, прекратил бормотать этот мотивчик, где-то
похожий на древнее заклинание, крикнул Ышу, чтобы тот остановился.
— Подожди, мне нужно отлить, малыш.
— Ыш! — откликнулся ушастик-путаник, а яркие глазки и ушки
торчком дополнили фразу: «Только поторопись».
Джейк оросил мочой одну из выложенных плиткой стен. В швы
между квадратами кафеля въелась какая-то зеленоватая грязь. Джейк также
прислушался, нет ли погони, и его усилия не пропали даром. Кто его преследовал?
В каком количестве? Роланд, наверное, смог бы ответить на эти вопросы, Джейк —
нет. Если судить по разносящемуся по коридору эху — следом бежал целый полк.
И когда Джейк Чеймберз стряхивал последние капли, до него
дошло, что отцу Каллагэну более никогда такого не сделать, он уже не улыбнемся
ему, Джейку, не наставит на него палец, не перекрестится перед едой. Потому что
его убили. Отняли у него жизнь. Остановили дыхание и пульс. И если не считать
снов, отец Каллагэн покинул эту историю. Джейк заплакал. И, как и улыбка, слезы
вновь превратили его в ребенка. Ыш, которому не терпелось следовать за запахом
Сюзанны, повернулся, посмотрел на Джейка, на его мордочке определенно читалась
озабоченность.
— Все нормально, — Джейк застегнул ширинку, потом вытер
слезы ребром ладони. Да только о нормальности не могло быть и речи. Его
переполняли печаль, злость, страх перед «низкими людьми», которые неумолимо
настигали его, раз уж он стоял на месте. Теперь, когда адреналин постепенно
выводился из крови, Джейк вдруг почувствовал, что голоден. И устал. Только
устал? Просто валится с ног от изнеможения. Он не мог вспомнить, когда спал в
последний раз. Его засосало в дверь, и он оказался в Нью-Йорке, это он помнил,
помнил, как Ыш едва не угодил под такси, помнил проповедника Бога-бомбы, имя
которого вызвало у него ассоциации с Джимми Кагни, играющего Джорджа М. Коуэна
в старом черно-белом фильме, который он смотрел еще маленьким в своей комнате.
Потому что, теперь он это понимал, в том фильме была песня о парне по фамилии
Харриган: Ха — А — двойное Эр — И; Харриган — это я. Все это он мог вспомнить,
а вот когда в последний раз съел корочку…
— Эйк! — тявкнул Эш, безжалостный, как судьба. «Если у
ушастиков-путаников и наступал момент, когда они выбивались из сил, — устало
подумал Джейк, — то Ыш к нему еще не приблизился». — Эйк — Эйк!
— Да-да, — согласился он, отталкиваясь от стены. — Эйк-Эйк
теперь бежать-бежать. Давай. Ищи Сюзанну.
Ему хотелось брести, с трудом переставляя ноги, но об этом
не могло быть и речи. Обычный шаг, и то не годился. Так что Джейк заставил ноги
бежать трусцой и вновь начал напевать себе под нос, на этот раз слова песни: «В
джунглях, громадных джунглям, лев сегодня спит… В джунглях, спокойных джунглях,
лев сегодня спит… о — о — о — х…» — а потом вновь перешел на что-то
бессмысленное (уимови, уимови, уимови), услышанное когда-то по радио, всегда
настроенное на волну радиостанции WCBS, отдающей предпочтение старым песням… а
может, из какого-то фильма, от которого в памяти осталась только эта песня?
Песня не из «Дэнди Янки Дудл», а из какого-то другого фильма? С ужасными
монстрами? Который он видел маленьким мальчиком, когда, возможно, еще не вылез
из
(пеленок)
подгузников?
«У деревеньки, тихой деревеньки, лев сегодня спит… У
деревеньки, мирной деревеньки, лев сегодня спит… Ух-ох, a-wimeэ-уимови,
э-уимови…»
Джейк остановился, тяжело дыша, потирая бок. В боку кололо,
но нет и сильно, пока не так сильно, боль не проникала достаточно глубоко,
чтобы остановить его. Но эта грязь, зеленоватая грязь, которая вдруг начала
выдавливаться из швов между кафельными плитками… она выдавливалась сквозь
древнюю затирку и разрушала кафель, потому что это происходило
