Перед ней стоял мужчина, сцепив руки за спиной. Сверху
казалось, что он изучает картину, пытается расшифровать знаменитую загадочную
улыбку, но Пимли знал, что это не так. Мужчины и женщины с журналами в руках
вроде бы увлеченно их читали, но, если вы находились рядом, то увидели бы, что
они смотрят на свои экземпляры «Маккола» или «Харперса» пустым взглядом, а то и
вообще в сторону. Девочка одиннадцати или двенадцати лет, в ярком полосатом
платье, которое могло стоить больше полутора тысяч долларов в одном из бутиков
для детских товаров на Родео-драйв, сидела перед игрушечным домиком на каминной
доске, но Пимли знал, что она не обращает ни малейшего внимания на точную копию
Дамли-Хауз.
В Читальне находились тридцать три Разрушителя. Ровно
тридцать три. В восемь вечера, когда отключалось искусственное солнце, им
предстояло уступить свое место следующей смене. И лишь один человек, один и
только один, приходил и уходил, когда у него возникало на то желание. Человек,
который сумел преодолеть все преграды и сбежать, и не понес за это никакого
наказания… разве что его вернули сюда, что для этого человека, конечно же,
стало самым суровым наказанием.
И, словно мысль Пимли послужила сигналом вызова, в дальнем
конце открылась дверь, и в Читальню тихонько проскользнул Бротигэн, все в той
же твидовой кепке. Даника Ростова оторвалась от игрушечного домика и улыбнулась
ему. Бротигэн подмигнул в ответ. Пимли двинул Финли в бок.
Финли: («Я его вижу»)
Но они не просто видели его. Чувствовали. В тот самый
момент, когда Бротигэн вошел в Читальню, те, кто находился на балконе, и, что
более важно, находящиеся внизу, ощутили подъем энергии. Они по-прежнему не
знали, каким образом Бротигэну удавалось так воздействовать на окружающих,
контрольные приборы не помогали (а несколько, Пимли в этом не сомневался,
старый пес сознательно сломал). Если были и другие с таким же талантом, то
«низшие люди», охотившиеся за потенциальными Разрушителями, их не нашли (теперь
охота прекратилась; набранного количества Разрушителей вполне хватало для
завершения проекта). С Бротигэном полная ясность была лишь в одном: он не
только обладал сверхъестественными психическими способностями, но и мог
усиливать их у других, находясь рядом. Мысли Финли, обычно надежно укрытые даже
от Разрушителей, теперь горели в голове Пимли, как неоновая реклама.
Финли: («Он — экстраординарный»)
Пимли: (И, насколько нам известно, уникальный Ты это видел)
Образ: Зрачки расширяющиеся и сужающиеся, расширяющиеся и
сужающиеся.
Финли: (Да Ты знаешь чем это вызвано)
Пимли: (Отнюдь И мне без разницы Финли без разницы А этот
старик)
Образ: Старый, блохастый лохматый пес, хромающий на трех
лапах).
(почти закончил свою работу да и пора)
Тремя этажам ниже человек, о котором они говорили взял
газету (все газеты были старыми, как и сам Бротигэн, освещавшими события давно
минувших дней), сел в кожаное кресло, такое большое, что оно буквально
проглотило его, и вроде бы начал читать.
Пимли почувствовал, как поток психической силы поднимается
мимо него, сквозь него, к стеклянной крыше и сквозь нее, поднимается к Лучу,
который проходил непосредственно над Алгулом, борется с ним, вгрызается в него,
разъедает, безжалостно водит по нему напильником. Пробивая дыры в магии. Упорно
трудится, чтобы вырвать глаза у Медведя. Чтобы сломать панцирь Черепахи. Чтобы
разрушить Луч, который идет от Шардика к Матурин. Чтобы свалить Темную Башню,
которая стоит посередине.
Пимли повернулся к своему спутнику, и нисколько не удивился,
увидев острые маленькие зубы на покрытой гладкой шерстью голове горностая. Тего
наконец-то заулыбался! Не удивило его и то, что теперь он мог читать выражение
этих черных глаз. При обычных обстоятельствах тахин мог посылать и принимать
короткие ментальные сообщения, но никого не допускал в свой разум. Здесь,
однако, все менялось. Здесь…
…Здесь в душе Финли из Тего воцарился покой. Его тревоги
(то, что грызло)
ушли. Во всяком случае, на время.
Пимли послал Финли череду ярких образов: бутылка
шампанского, сверкающая на корме яхты; сотни плоских шляп выпускников
университета, взлетающие в воздух; флаг, поставленный на Эвересте; смеющаяся
пара, выходящая из церкви, наклоняющая головы, чтобы уберечь глаза от рисового
дождя; планета… Земля… внезапно ярко вспыхнувшая.
Все образы говорили об одном и том же.
— Да, — ответил Финли, и Пимли задался вопросом, ну как он
только мог подумать, что эти черные глаза ничего не выражают. — Да, конечно.
Успешное завершение дела.
Ни один из них в этот момент не смотрел вниз. А если б кто
опустил глаза, то увидел бы, что Тед Бротигэн, старый пес, да, и выдохшийся,
но, возможно, не такой выдохшийся, как полагали некоторые, смотрит на них.
И на его губах тоже играет едва заметная улыбка.
9
В Алгул Сьенто никогда не шел дождь, во всяком случае, за те
годы, которые провел здесь Пимли, но иной раз, чернильно-черными ночами,
раздавались мощные раскаты сухого грома. Большинство сотрудников Девар-тои не
обращали на них никакого внимания и продолжали крепко спать, но Пимли часто
просыпался, с сердцем, выскакивающим из груди, а в подсознании раз за разом,
словно вращающаяся красная лента, крутилась молитва «Отче наш».
Днем, в разговоре с Финли, ректор Алгул Сьенто, с улыбкой
допытывался у Финли, что его гложет.
Теперь, лежа в постели в Шэпли-Хауз (известном среди
Разрушителей, как Говно-Хауз), на другом, от Дамли-Хауз, конце Молла, Пимли
вспомнил это чувство, абсолютную уверенность в том, что все будет хорошо: успех
гарантирован, его достижение лишь вопрос времени. На балконе Финли разделил с
ним это чувство, но Пимли хотелось бы знать, а не лежит ли сейчас начальник
службы безопасности без сна, так же, как и он сам, не думает ли, как легко
попасть впросак, когда работаешь рядом с Разрушителями. Потому что, как ни
крути, именно они посылали вверх газ счастья. Именно они создавали хорошее
настроение.
И если допустить… только допустить… что кто-то искусственно
вызывает это чувство? Подсовывает его, как соску? Напевает, как колыбельную?
«Спи, Пимли, спи, Финли, спите, хорошие детки…»
Нелепая идея, чистая паранойя. Однако, когда очередной
двойной раскат грома докатился до Алгул Сьенто, если не с юго-востока, то со
стороны Федика и Дискордии, Пимли Прентисс сел и зажег лампу на прикроватном
столике.
Этой ночью Финли намеревался удвоить охрану как на
сторожевых башнях, так и периметра. Возможно, завтра следует ее утроить. На
всякий случай. И потому, что самоуверенность на конечном участке пути может
сослужить дурную службу, все так.
