Директор развел руками.
— Думаю, еще один симптом Х-гриппа.
Следователь закрыл папку.
— И снова должен вам заметить, что у обезьян такого высокого уровня не было.
Сингер вздохнул.
— Мистер Тис, что вы хотите сказать своими вопросами? Мы все прекрасно понимаем, как опасен данный вирус, и пытаемся его нейтрализовать. У нас есть ученый, Ги Карсон, который занимается только этой проблемой.
— Карсон. Да. Тот, кто сменил Франклина Барта. Бедняга доктор Барт в настоящий момент находится в лечебнице Фезервуд-парк. — Тис наклонился вперед и понизил голос. — И вот еще одна странность. Я разговаривал с доктором Фоссом, который является в настоящий момент лечащим врачом Франклина Барта. У него тоже кровоточат сосуды. А уровень допамина и серотонина невероятно повышен.
В комнате воцарилось молчание.
— Господи, — проговорил Сингер, и в его глазах появилось задумчивое выражение, словно он что-то высчитывал.
Тис поднял вверх палец.
— Но у Барта нет антител Х-гриппа, а с тех пор, как он покинул «Маунт-Дрэгон», прошло несколько недель. Значит, он не заразился этой болезнью.
Напряжение в кабинете заметно спало.
— Выходит, это совпадение, — сказал начальник охраны и откинулся на спинку дивана.
— Маловероятно. Вы работаете здесь с другими патогенами?
Директор комплекса покачал головой.
— У нас имеются обычные вирусы в замороженном виде — вирус Марбург, геморрагической лихорадки Эбола, лихорадки Ласса, — но ни один из них не вызывает помутнения рассудка.
— Совершенно верно, — подтвердил следователь. — И больше ничего?
— Абсолютно ничего.
Тис повернулся к главе службы безопасности.
— Что именно случилось с доктором Бартом?
— Доктор Сингер рекомендовал освободить его от работы в лаборатории, — спокойно ответил Най.
— Доктор Сингер? — переспросил следователь.
— Он стал слишком возбудимым, его сознание помутилось. — Директор помолчал. — Мы с ним дружили. Он был невероятно ранимым человеком, очень добрым и увлеченным. И хотя он мало об этом говорил, мне кажется, он сильно скучал по жене. Уровень стресса здесь исключительно высок… Нужно обладать определенной твердостью и жесткостью, которых у него не было. Это его и погубило. Когда я начал замечать у доктора Барта признаки неоправданной паранойи, я посоветовал отправить его в Центральный госпиталь в Альбукерке для наблюдения.
— Его погубил стресс, — пробормотал Тис. — Простите, что говорю это, доктор, но то, что вы мне описали, совсем не похоже на обычный нервный срыв. — Он посмотрел в свой открытый портфель. — Насколько мне известно, доктор Барт получил степень в медицинской школе университета Джонса Хоикинса за пять лет — иными словами, за половину времени, которое на это обычно требуется.
— Да, — подтвердил Сингер. — Он был… и есть блестящий ученый.
— Затем, судя по тому, что говорится в биографии доктора Барта, которую мне предоставили, он некоторое время работал в рамках медицинской ротации в отделении скорой помощи в гарлемской больнице Мейер, девятьсот сорок четыре, Ист-стрит, сто пятьдесят пять. Вы когда-нибудь бывали в том районе?
— Нет, — ответил Сингер.
— Полиция окрестила живущих там людей «картонные стаканчики». Мрачный намек на то, что жизнь в тех краях ценится не особенно высоко. Интерны называют смену, в которой работал доктор Барт, «особая тридцать шестая». Он находился в отделении скорой помощи тридцать шесть часов подряд, потом двенадцать отдыхал и возвращался на следующие тридцать шесть. И так три месяца, день за днем.
— Я этого не знал, — признался Сингер. — Он мало рассказывал про свое прошлое.
— Затем во время первых двух лет резидентуры
[48]
доктор Барт сумел написать четырехсотстраничную монографию «Метастаз». Потрясающая работа. В тот момент он одновременно находился в процессе очень тяжелого развода со своей первой женой.
Тис снова немного помолчал, а затем заговорил громче:
— И вы хотите сказать, что этот человек не смог справиться со стрессом?
Он издал лающий смешок, но веселье покинуло его лицо еще прежде, чем стихли звуки.
Сингер и Най молчали. Через некоторое время следователь встал.
— Джентльмены, не смею больше отнимать ваше время, — Он убрал магнитофон и папку в портфель. — Вне всякого сомнения, нам будет о чем еще поговорить, после того как я побеседую с вашим персоналом.
Он почесал облезающий нос и робко улыбнулся.
— Одни люди загорают, а другие сгорают, — сказал он. — Похоже, я отношусь ко второй категории.
Ночь опустилась на домик, обшитый белой вагонкой, на углу Черч-стрит и Сикамор-террас, в пригороде Кливленда под названием Ривер-Пойнт. Мягкий майский ветерок шелестел в листьях, далекий лай собаки и одинокий свисток поезда добавляли таинственности тихому кварталу.
Из стрельчатого окна на втором этаже падал совсем не теплый желтый свет, в отличие от окон других домов на улице. Он был приглушенного голубого оттенка, похожего на мерцание телевизора, но его отличало постоянство цвета и глубины. Прохожий, остановившийся под открытым окном, услышал бы тихое гудение и едва различимый медленный стук клавиатуры компьютера. Но на пустынной улице никого не было.
В комнате сидел маленький человечек. За спиной у него была голая стена с простой деревянной дверью; остальные стены занимали металлические стеллажи, до самого потолка заставленные невероятно ровными рядами электронных монтажных плат. Среди них тут и там попадались мониторы, системы матриц независимых дисковых накопителей и оборудование, которое многие правительства маленьких стран с удовольствием приобрели бы: сетевые анализаторы пакетов,
[49]
системы перехвата факсовых сообщений и изображений компьютерных экранов, специальные устройства для взламывания паролей, сканнеры сигналов мобильных телефонов.
Человечек поерзал в инвалидном кресле, и оно протестующе заскрипело. Высохшая рука потянулась к изготовленной на заказ клавиатуре, установленной у подлокотника, один искривленный палец пошевелился в голубом свете, затем начал нажимать на мягкие подушечки клавиатуры. Послышался тихий тон быстрого набора номера. На одном из металлических стеллажей ожил экран, и по нему поползли символы компьютерного кода, а затем появился маленький логотип компании.
