Он перевел взгляд на де Ваку, которая скептически смотрела на него.
— И как ты намерен проверить свою теорию? — спросила она по личному каналу связи.
Ученый ничего не стал отвечать, он просто повернулся к маленькому лабораторному холодильнику и вытащил две пробирки с образцами Х-гриппа, закрытые толстыми резиновыми пробками. Вирус существовал в виде белой кристаллической пленки на дне каждой пробирки.
«Даже если я миллион раз возьму их в руки, — подумал он, — мне все равно не привыкнуть к тому, что вещество внутри опаснее для человеческой расы, чем самая большая водородная бомба».
Он положил обе пробирки в биопрофилактический шкаф, тщательно их изолировал и стал ждать, когда образцы достигнут комнатной температуры.
— Первым делом мы рассечем вирус и избавимся от генетического материала, — сказал Карсон.
Он подошел к застекленному шкафу у дальней стены лаборатории и достал несколько реактивов и две запечатанные бутылочки с надписью «Дезоксирибоза».
— Дай мне, пожалуйста, «Соловей-четыре», — попросил он ассистентку.
Поскольку шприцы считались слишком опасными, в гриппозном отсеке их использовали только для инъекций животным, а для переноса опасных материалов применялись другие устройства. Переносчик «Соловья», названный так в честь его изобретателя, использовал тупые пластиковые вакуумные иглы для впрыскивания жидкостей из одного контейнера в другой.
Карсон подождал, когда де Вака поместит инструмент внутрь биопрофилактического шкафа. Затем он сунул руки в перчатках в отверстия в передней части контейнера, ввел один наконечник переносчика в реактив, а другой, сквозь резиновую пробку, в одну из тестовых пробирок. Мутная жидкость впрыснулась в пробирку. Ученый осторожно встряхнул ее. Содержимое стало прозрачным.
— Мы только что убили триллион вирусов, — заявил Карсон. — А теперь пришла пора их раздеть. Снять с них протеиновые курточки.
С помощью того же устройства он добавил несколько капель голубой жидкости сквозь резиновую пленку, взял пять миллилитров получившегося раствора и впрыснул его в контейнер с дезоксирибозой. Он подождал, когда фермент разделит вирусную РНК сначала на фрагменты и дальше на нуклеотиды.
— А теперь избавимся от нуклеиновой кислоты.
Карсон проверил кислотность раствора, после чего провел титрование, используя химикаты с высоким водородным показателем. Затем откачал жидкость, выделил при помощи центрифуги осадок и перенес оставшиеся чистые отфильтрованные молекулы Х-гриппа в небольшой сосуд.
— Давай посмотрим, как выглядят эти старые добрые молекулы, — сказал он.
— Дифракция рентгеновских лучей?
— Верно.
Карсон осторожно поместил сосуд с Х-гриппом в желтую капсулу и тщательно ее загерметизировал. Затем взял капсулу, отсоединил кислородный шланг защитного костюма и вслед за ассистенткой вышел в коридор. Они направлялись к главной дифракционной машине гриппозного отсека. Наконец, нырнув в последний люк, они оказались в тесном помещении, где с потолка лился тусклый красный свет. Большую часть пространства занимала восьмифутовая колонна из нержавеющей стали, стоящая в центре. Рядом находилась компьютерная рабочая станция. На колонне отсутствовали кнопки, переключатели или циферблаты; дифракционная машина полностью управлялась компьютером.
— Начинай нагрев, — сказал Карсон. — А я приготовлю образец.
Де Вака села за клавиатуру и принялась печатать. Раздался щелчок, и послышалось тихое гудение, которое постепенно повышало тон, пока не стало беззвучным. Из основания колонны начал с шипением выходить воздух. Де Вака набрала несколько новых команд и изменила дифракционный луч до нужной длины волны. Через пару мгновений прозвучал сигнал готовности к работе.
— Пожалуйста, открой, — попросил Карсон.
Де Вака напечатала новую команду, и крышка из титанового сплава в основании колонны отошла в сторону. Там находился небольшой извлекаемый контейнер.
При помощи микропипетки ученый внес в контейнер одну каплю протеинового раствора и поставил его обратно. Крышка с шипением вернулась на прежнее место.
— Охлаждение.
Раздался дребезжащий звук: машина замораживала каплю раствора, температура стремительно падала, приближаясь к абсолютному нулю.
— Вакуум.
Карсон нетерпеливо ждал, пока из камеры будет откачан воздух. Возникший вакуум выдавит из раствора все молекулы воды. После чего слабое электромагнитное поле позволит частицам протеина принять конфигурацию, соответствующую наименьшему энергетическому состоянию. Останется микроскопическая пленка расположенных с математической равномерностью на титановой пластине чистых протеиновых молекул, удерживаемых при температуре всего на два градуса выше абсолютного нуля.
— Все готово, — сказала ассистентка.
— Тогда начинаем.
То, что происходило после этого, всегда казалось Карсону настоящей магией. Огромная машина начинала генерировать рентгеновские лучи, направляя их со скоростью света в вакуум, созданный внутри колонны. Когда несущие мощный заряд энергии лучи ударяли в молекулы протеина, кристаллическая решетка начинала их преломлять. Рассеянные лучи записывались с помощью цифровых технологий чипами ПЗС-матриц.
[72]
Затем полученное таким образом изображение выводилось на монитор.
Ученый наблюдал, как на экране возникает размытый образ в виде полос темного и светлого тонов.
— Сфокусируй, пожалуйста, — сказал он.
При помощи оптической мыши де Вака принялась манипулировать дифракционными решетками, фокусируя лучи на образце, расположенном на самом дне. Постепенно размытое изображение становилось четким: появилась сложная последовательность темных и светлых кругов, напоминающая поверхность пруда в дождь.
— Отлично, — прошептал Карсон. — Вот так, осторожно.
Для работы с дифракционной машиной требовались особые умения — и ассистентка обладала ими в полной мере.
— Резче сделать не удастся, — сказала она. — Все готово для съемки и передачи данных.
— Я хочу получить снимки с шестнадцати углов, — сказал Карсон.
Де Вака напечатала команды, и чипы ПЗС зафиксировали изображение с шестнадцати разных позиций.
— Серия завершена, — доложила ассистентка.
— Давай перепишем данные на центральный компьютер.
Управляющий компьютер начал загружать дифракционные снимки в сеть компании, откуда они переправлялись по защищенной линии со скоростью сто десять тысяч бит в секунду на суперкомпьютер «Джин-Дайн» в Бостоне. Все задачи «Маунт-Дрэгон» имели высокий приоритет, и центральный процессор тут же начал строить трехмерную модель рентгеновской дифракционной решетки молекулы Х-гриппа. В течение одной с лишним минуты те, кто поздно работал в офисе компании, обратили внимание на явное замедление в работе суперкомпьютера, пока тот производил несколько триллионов операций, после чего результат был отправлен в «Маунт-Дрэгон», где изображение появилось на мониторе дифракционной рабочей станции.
