Холодильная камера центральной кухни оказалась просто сокровищницей. Она была набита не только типичными продуктами — птицей, говядиной, яйцами, свежими овощами, молоком и тому подобным, но и такими, которые могли бы сделать честь самым дорогим ресторанам континента. Белые и черные трюфели, почти бесценный бальзамический уксус многолетней выдержки в крохотных стеклянных пузырьках, фазаны, куропатки, гуси, ржанки, огромные банки русской и иранской черной икры. И все это втиснуто в пространство размером максимум десять футов на двадцать. Обнаружив такие залежи деликатесов, Крейн был вынужден брать образцы только с самых популярных продуктов, которые могли бы есть почти все и почти каждый день. И все равно уже почти все пробирки из двухсот имеющихся заполнены, а час, который он на это потратил, довел шеф-повара до белого каления.
Убрав бочонок с маслом, Крейн перешел к следующей полке, на которой стояли основные ингредиенты для изготовления домашних соусов: отменные выдержанные сорта французского винного уксуса из белого вина и оливковое масло холодного отжима.
— Из Испании, — заметил Крейн, беря бутылку масла и ставя ее на стол.
— Это самое лучшее, — коротко ответил Рено.
— А я думал, итальянское…
Рено издал губами странный звук, наполовину презрительный, наполовину нетерпеливый.
— Фи! Никакого сравнения! Оливки собирают вручную с молодых деревьев, которых на один акр высаживают не более тридцати, поливают скудно, удобряют лошадиным навозом…
— Лошадиным навозом, — повторил Крейн, медленно кивая.
Лицо Рено потемнело.
— Engrais. Удобрение. Все натуральное, никаких химикатов.
Он решил, что поведение Крейна выражает его личное неприязненное отношение к кухне, словно Крейн был инспектором санитарного контроля, а не врачом, который пытается разгадать медицинскую загадку.
Крейн откупорил бутылку, достал новую пробирку из набора, отлил туда немного масла и заткнул пробирку пробкой. Он убрал бутылку с маслом на место и взял следующую, с другой полки.
— У вас тут очень много свежих продуктов. Как вы храните их?
Рено пожал плечами.
— Продукты есть продукты. Со временем портятся.
Крейн наполнил очередную пробирку.
— И что вы с ними делаете?
— Что-то сжигаем. Остальное собираем и вместе с другим мусором со станции отправляем в «лоханке» наверх.
Крейн кивнул. Как он уже знал, «лоханкой» называли большой беспилотный аппарат снабжения, который совершал ежедневные челночные рейсы между станцией и базой на поверхности моря. Устройство, известное под официальным названием «Глубоководный аппарат снабжения LF2-M», являлось опытным флотским образцом, предназначенным для обеспечения лежащих на грунте аварийных подводных лодок. Прозвище оно получило благодаря своим неуклюжим обводам, наводившим на мысли об огромной ванне.
— В «лоханке» поступают и свежие продукты? — спросил Крейн.
— Конечно.
Крейн наполнил уксусом очередную пробирку.
— Кто этим занимается?
— Служба заказа продуктов, на основании инвентарного контроля и долговременного планирования.
— А кто конкретно доставляет пищу из «лоханки» в кухни?
— Офицер службы снабжения, под моим непосредственным руководством. Скоро как раз прибудет сегодняшний рейс. Вообще-то нам пора уже идти в приемную зону. — Рено нахмурился. — Если вы, доктор, предполагаете…
— Я ничего не предполагаю, — ответил Крейн с улыбкой.
Да и на самом деле он ничего не предполагал. Он уже поговорил со специалистами по питанию — составленный ими рацион казался вполне разумным и здоровым. И хотя Крейн потратил немало времени, чтобы взять десятки проб из кладовых верхней и центральной кухонь, он не особенно надеялся обнаружить что-нибудь.
Не похоже, что в пищу могло попасть нечто постороннее, ни случайно, ни намеренно. Его подозрения все больше склонялись к интоксикации тяжелыми металлами.
Отравление такого типа имеет особенно размытые, неспецифические симптомы, очень похожие на все те, что так или иначе наблюдаются на станции. Хроническая усталость, пищеварительные расстройства, кратковременные провалы в памяти, блуждающие боли, неспособность сосредоточиться и множество других. Крейн уже усадил двух сотрудников медпункта изучать условия работы и досуга на станции, чтобы выяснить наличие свинца, мышьяка, ртути, кадмия и прочих металлов. А всех пациентов, которые обращались в медпункт ранее, просили заглянуть еще раз, чтобы сдать на анализ образцы волос, кровь и мочу. Отравление, скорее всего, имеет острый, а не хронический характер — люди не так много времени провели на станции…
Крейн запечатал последнюю пробирку, установил ее в переносной держатель и со слабым чувством удовлетворения застегнул сумку. Если выяснится, что причиной всему — отравление тяжелыми металлами или ртутью, тогда для лечения заболевших можно будет использовать такие соединения, как димеркаптоянтарная кислота или димеркапрол. Конечно, в этом случае ему придется попросить, чтобы с «лоханкой» прислали требуемое количество медикаментов, ведь в местной аптеке лекарств на всех пациентов не хватит.
Он повернулся и обнаружил, что Рено уже ушел. Крейн взял сумку с образцами, вышел из холодной кладовой и закрыл за собой дверь. Рено в дальнем конце кухни разговаривал с человеком в белой одежде повара. Крейн подошел, и Рено повернулся к нему.
— Вы закончили, — произнес он утвердительно.
— Да, осталось только несколько вопросов — о том поваре, который заболел. Робер Луазо.
Рено, кажется, очень удивился.
— Опять вопросы? Другой врач, женщина, уже спрашивала.
— Надо выяснить еще кое-что.
— Тогда вам придется пойти с нами. Мы и так опаздываем к выгрузке.
— Хорошо.
Крейн не возражал — у него появится шанс самому посмотреть, как продукты попадают из «лоханки» на камбуз, успокоить свои подозрения и вычеркнуть вероятный источник заражения. Его поспешно познакомили с человеком в белом — это был Конрад, офицер службы снабжения, — и двумя другими работниками, которые тащили большие пустые коробки для переноски продуктов. Крейн направился за небольшой процессией — они вышли из кухни и по гулким коридорам двинулись в сторону лифтов.
Рено обсуждал с офицером снабжения нехватку корнеплодов, и к тому моменту, как они прибыли на самый верхний, двенадцатый уровень, Крейну удалось задать про Луазо один-единственный вопрос.
— Нет, — ответил Рено, когда раскрылись двери лифта и они вышли. — Ничто не предвещало. Ничего такого.
Крейн не был на двенадцатом уровне со дня прибытия, но дорогу в гипербарический комплекс запомнил хорошо. Но его собеседник вдруг направился в противоположную сторону, пробираясь запутанным маршрутом по лабиринту узких коридоров.
