Гонсалес яростно вытаращил глаза.
— Предположения?
— Да. Вы считаете, что Питерс растерзан медведем. Но это мог сделать и кто-то еще.
Сержант недовольно вздохнул и, не удостоив Вольфа ответом, снова переключил свое внимание на Неймана.
— Вы что-нибудь слышали? Что-нибудь видели?
Нейман покачал головой.
— Ничего. Только кровь. Везде кровь.
Казалось, он вот-вот лишится чувств.
— Хорошо. Пока достаточно.
— Кто перенес сюда тело? — спросил Маршалл сержанта.
— Я. Вместе с рядовым Флюком.
— Где сейчас Флюк?
— На своей койке. И чувствует он себя довольно-таки хреново. — Сержант кивнул Филипсу. — Почему бы вам не проводить мистера Неймана обратно к себе?
Экберг выступила вперед.
— Я пойду с ними.
— Только другим ничего не говорите, — сказал Вольф. — Пока что.
Экберг посмотрела на него.
— Все равно придется.
— От этого только лишнее беспокойство, — возразил Вольф.
— Беспокойство вызывают слухи, — ответила она. — Которые уже идут.
— Она права, — сказал Гонсалес. — Лучше все рассказать.
Вольф по очереди посмотрел на обоих.
— Что ж, хорошо. Только не распространяйтесь о ранах.
— И предупредите, чтобы никто не выходил наружу, — добавил Гонсалес.
Экберг вышла следом за Нейманом и рядовым Филипсом. Глядя ей вслед, Маршалл заметил, что в ней кое-что изменилось. До сих пор она относилась к Конти и Вольфу весьма почтительно, но после гибели Питерса словно стала другой. Она не только нарушила субординацию, сообщив об убийстве ученым, но и теперь продолжала открыто бросать вызов начальству.
Он понял, что Вольф смотрит на него.
— В чем дело? — спросил он.
— Раз уж вы здесь, может, взглянете?
— На что? — не понял Маршалл.
— На труп. Вы ведь биолог?
Маршалл поколебался.
— Палеоэколог.
— Все равно. Пока не закончится метель и не прилетит самолет, мы поместим тело в холодильную камеру. Но сперва — почему бы вам не осмотреть его и не сделать первичное заключение?
— Я не патологоанатом. И у меня нет медицинского образования. Вам следовало бы позвать сюда Фарадея — он, по крайней мере, биолог.
— Я не прошу вас проводить вскрытие, — сказал Вольф. — Я просто хотел бы, чтобы вы взглянули на раны и сообщили нам ваше мнение.
— Мнение о чем? — впервые за все время вмешался в разговор Салли.
— Мог ли их нанести человек?
Гонсалес раздраженно нахмурился.
— Пустая трата времени. И так ясно, что тут поработал полярный медведь.
— Ничего тут не ясно. В любом случае, Питерс был сотрудником «Терра-Прайм», и решать нам. — Вольф испытующе взглянул на Маршалла. — Мы все здесь в ловушке — по крайней мере еще на несколько дней. Если среди нас находится психопат, вам не кажется, что нам следовало бы это знать — для нашей же собственной безопасности?
Маршалл посмотрел на приоткрытую дверь. Ему очень не хотелось иметь дело с тем, что лежало за ней. Но он также понимал, что сейчас на него смотрят четыре пары глаз.
Он коротко кивнул.
— Ладно.
Следом за Вольфом он прошел в смотровую. Всю обстановку ее составляли деревянный стул, раковина, скамейка с полотенцами и парой нетронутых медицинских комплектов, а также несколько шкафов с лекарствами, как старыми, так и нового поколения. Главное место в помещении занимал полностью разложенный стол для обследования больных, на котором лежала накрытая простыней фигура. Простыня пропиталась кровью, и то, что находилось под ней, окружали свернутые полотенца, напоминавшие мешки с песком, какими обкладывают размываемую наводнением дамбу.
Маршалл сглотнул слюну. Ему доводилось резать трупы, проходя курс физиологии, но те тела — тщательно обмытые, обескровленные и к тому же безымянные — больше напоминали синтетические муляжи. Про мертвого Джоша Питерса ничего подобного сказать было нельзя.
Он посмотрел на остальных, молча собравшихся вокруг стола. На Вольфа, чья узкая физиономия, как обычно, мало что выражала, на Гонсалеса, который разглядывал мокрый покров, играя желваками на скулах, и на Конти, который то бросал взгляд на стол, то вновь его отводил, с явственно ощущавшейся в нем странной смесью волнения, жажды и нетерпения.
— Мне нужны пара ведер и губка, — сказал Маршалл.
Гонсалес скрылся в кладовой и вернулся с двумя пластиковыми ведрами. Маршалл поставил одно из них на пол, а второе, сунув под кран, наполовину наполнил водой. Сняв с крючка на двери пыльный халат, он надел его, затем, вскрыв один из медицинских комплектов, достал пару латексных перчаток и натянул на руки, после чего повернулся к Салли.
— Джерри? — окликнул он.
Салли не отвечал, глядя на свернутое полотенце, прижатое к накрытой простыней голове Питерса. Оно настолько промокло, что капли крови падали на пол.
— Джерри, — чуть громче повторил Маршалл.
Салли вздрогнул и уставился на него.
— Ты не мог бы записывать?
— А? Да, конечно.
Салли зашарил по карманам в поисках блокнота и ручки.
Глубоко вздохнув, Маршалл протянул руку к ближним свернутым полотенцам, снял их со стола и бросил в ведро. Послышался влажный шлепок. Снова вздохнув, еще глубже, он взялся за край простыни и медленно отвел ее в сторону.
У зрителей вырвался общий невольный стон. Маршалл услышал, как тот же звук исходит и из его горла. Единственным, кто смолчал, был Гонсалес. Его челюсти замерли, а потом задвигались еще быстрей.
Все оказалось даже хуже, чем ожидалось. Питерс выглядел так, будто побывал в молотилке. Одежда его была разорвана в клочья, и почти все открытые участки тела покрывали глубокие порезы — тонкие прямые красные линии на фоне бледной плоти. В груди зияла огромная вертикальная раскрытая рана, из которой торчали нижние ребра. Рана расширялась на животе, обнажая красно-сизые внутренности. Самое ужасное зрелище представляла собой голова, ставшая почти неузнаваемой. Раздробленный череп безвольно висел на сломанных позвонках, и из него сочилась серая масса.
Отвернувшись, Маршалл несколько раз моргнул, затем взял со скамейки несколько чистых полотенец, плотно их свернул и вновь обложил ими тело, чтобы собрать кровь, все еще сочившуюся из сотен порезов. Достав из вскрытого медицинского пакета металлический зонд, он снова повернулся к столу.
— Труп, похоже, почти полностью обескровлен, — сказал он. — Практически вся его поверхность покрыта ссадинами, а также многочисленными узкими порезами с ровными краями. Я затрудняюсь объяснить, каким образом они были нанесены. По крайней мере два из других более серьезных ранений могли оказаться смертельными — каждое по отдельности. В результате первого из них оказались сломаны… посмотрим… ребра с восьмого по двенадцатое с левой стороны, пробив плевру и вызвав обширное кровотечение, затем рана продолжается до живота, проникая в брюшную полость. Есть также признаки повреждений желудочков сердца. Второе крупное ранение вряд ли стоит подробно описывать. Обширные повреждения шеи и головы, от правой внутренней яремной вены до мозга, как теменных, так и лобных долей по обе стороны от продольной борозды. Кроме того, раздроблены кости левого колена, разорвана бедренная артерия. — Он сделал паузу. — Повреждения на одежде соответствуют упомянутым ранениям. Дальнейший анализ требует токсикологического и профессионального патологоанатомического исследования.
