Заглушив двигатель, Маршалл плотно застегнул парку, затем выбрался из кабины и по ребристым тракам спустился на снег. Отворачиваясь от жгучего ветра, он приблизился к первому иглу. Там было темно, холодно, пусто. Подойдя ко второму иглу, он присел перед входом. Оно тоже оказалось необитаемым — внутри лежали лишь смерзшиеся шкуры и груда меховых одеял.
Неподалеку виднелись еще четыре иглу, одно из них было выше других. Больше вокруг ничего не просматривалось, и Маршалл с удивлением осознал, насколько в действительности мала популяция еще остававшихся на планете тунитов.
Три иглу были пусты, как и первые два. Однако за ледяными стенами большой снежной хижины угадывалось едва заметное оранжевое свечение. Там горел огонь.
На мгновение ветер утих, словно вконец утомившись. Облака снега осели, и Маршалл снова увидел в небе странно-кровавое северное сияние, отбрасывавшее зловещий отблеск на крошечные ледяные лачуги.
Глубоко вздохнув, он подошел к снежной хижине, откинул служившую пологом оленью шкуру и осторожно шагнул в дымный полумрак. Пол иглу был сплошь застелен теми же шкурами и одеялами. Смахнув с лица снег и лед, Маршалл огляделся. Когда глаза его привыкли к темноте, он понял, что в иглу кроме него находится лишь один человек, сидевший в тяжелой меховой парке на корточках возле маленького костра.
Маршалл снова глубоко вздохнул и откашлялся.
— Прошу прощения, — сказал он.
Несколько мгновений человек у костра словно бы выжидал, не двигаясь с места, затем медленно повернулся. Лицо его полностью скрывал мех. Человек поднес руку к тяжелому капюшону и не спеша откинул его назад. Открылись утопавшие в морщинах глаза и покрытые замысловатыми татуировками скулы. На Маршалла смотрел старик шаман, приходивший на базу и убеждавший ученых уйти с горы Фир. В одной руке он держал олений рог, украшенный фантастически переплетавшимися завитками, в другой — столь же затейливо обработанную неизвестным резчиком кость. Перед ним на оленьей шкуре были разложены мелкие амулеты — отполированные камешки, крошечные поделки из меха, звериные зубы.
— Усугук, — сказал Маршалл.
Шаман едва заметно кивнул. Похоже, появление гостя его нисколько не удивило.
— Где остальные?
— Ушли, — ответил шаман.
Теперь Маршалл вспомнил и его голос — тихий, ничего не выражающий.
— Ушли? — переспросил он.
— Убежали.
— Почему?
— Из-за вас. Из-за того, что вы пробудили.
— Что мы пробудили? — спросил Маршалл.
— Я уже вам говорил. Акаярга окданиярток. Гнев древних. И курршука.
Двое мужчин молча смотрели друг на друга в мерцающих отблесках маленького костерка. В прошлый раз, когда они виделись, старик выглядел встревоженным и испуганным. Теперь же в его взгляде читалась спокойная обреченность.
— Почему ты остался? — наконец спросил Маршалл.
Шаман продолжал смотреть на него, и в его черных глазах блеснуло отраженное пламя.
— Потому что я знал, что ты придешь.
35
Всеобщие стенания вроде бы прекратились, но они, казалось, продолжали звучать в негромком постукивании теплопроводов и отдаленном гудении генераторов. Когда Вольф закрыл дверь столовой, все посторонние шумы стихли, однако для Кари Экберг безутешные людские рыдания оставались столь же реальными, как и терзавший ее сейчас страх.
Она окинула взглядом собравшихся — Вольфа, Гонсалеса, молодого капрала по имени Марселин, Конти, профессора Логана, климатолога Салли и нескольких членов съемочной группы. Внешне все выглядели спокойными. Однако в выражении их лиц и в невольных взглядах, которыми они обменивались, проступал тщательно скрываемый панический ужас.
Гонсалес посмотрел на Вольфа.
— Вы всех заперли?
Вольф кивнул.
— Все сидят в своих комнатах, и им приказано оставаться там до наших распоряжений. Ваш рядовой, Филипс, несет караул.
Экберг нашла в себе силы заговорить.
— Вы уверены, что они мертвы? — спросила она. — Оба?
Гонсалес повернулся к ней.
— Мисс Экберг, мертвей не бывает.
Она содрогнулась.
— Вы видели тварь? — негромко, бесцветным голосом спросил Конти.
— Я только слышал крики мисс Дэвис, — ответил Гонсалес. — Но Марселин видел.
Как по команде, все повернулись к капралу, который сидел в одиночестве с висящей за плечом винтовкой М-16, бесцельно помешивая кофе в чашке.
— Ну? — буркнул Гонсалес.
Юношеское лицо Марселина вдруг исказилось, словно к нему подступил потрошитель. Он открыл рот, но не издал ни звука.
— Ну, давай же, сынок, — сказал Гонсалес.
— Я почти ничего не запомнил, — пробормотал капрал. — Оно сворачивало за угол, когда я…
Он опять смолк. Все ждали.
— Оно было очень большое, — снова заговорил Марселин. — И у него…
— Продолжайте, — поторопил Вольф.
— У него… у него… нет, не могу!
Голос капрала сорвался.
— Спокойнее, парень, — отрывисто бросил Гонсалес.
Марселин тяжело дышал, стиснув в пальцах пластиковую ложку. Минуту спустя он пришел в себя, но лишь покачал головой, отказываясь говорить еще что-то.
Молчание затягивалось. Наконец заговорил Вольф.
— И что же нам теперь делать?
Гонсалес нахмурился.
— Не думаю, что у нас много вариантов. Остается ждать, когда наладится погода. До этого мы не можем ни эвакуироваться сами, ни получить подкрепление.
— Предлагаете дожидаться, пока нас всех прикончат одного за другим? — спросил Хальс, кинотехник.
— Никого больше не прикончат, — бросил Вольф, поворачиваясь к Гонсалесу. — Как у вас с оружием?
— Более чем достаточно, — ответил сержант. — Десяток винтовок М-шестнадцать, полдюжины крупнокалиберных карабинов, где-то около двадцати пистолетов и пять тысяч патронов.
— У научной группы есть три мощных ружья, — послышался чей-то голос.
Экберг посмотрела в ту сторону. Говорил Джерард Салли, климатолог. Он стоял, прислонившись к дальней стене возле окна раздачи, за которым виднелись паровые котлы, и нервно постукивая пальцами по металлической стойке. Лицо его было мертвенно-белым.
Вольф окинул взглядом столовую.
— Нужно обязать каждого передвигаться не иначе как в составе вооруженной группы.
— Даже этого вряд ли будет достаточно, — проворчал Гонсалес.
— А у вас есть еще какие-то предложения? — возразил Вольф. — Не можем же мы просто прятаться взаперти?
