— Но откуда нам знать, что первоначальное оборудование уже завезли туда еще до того, как нашли пресловутое существо? — Маршалл повернулся к Усугуку. — Не помните, вы видели в северном крыле какие-нибудь никого не волнующие инструменты, приборы?
Тунит кивнул.
— Большую часть из них прикрыли тряпками и брезентом. Другие оставили в ящиках, они, может, так и лежат до сих пор. И еще там была большая круглая комната с мягкими стенами, словно из меха карибу.
— Вероятно, нечто вроде эхо-камеры, — сказал Фарадей.
— Но если даже там действительно имеются подходящие для нас приборы, — спросил Логан, — у кого из нас достаточно опыта, чтобы ими воспользоваться?
— Это не проблема, — ответил Салли. — В университете мы все кое-что изучали.
— Вы видели мою клавишную панель? — спросил Маршалл. — Еще в колледже я сам собрал аналоговый синтезатор.
— А я был завзятым радиолюбителем, — добавил Фарадей. — У меня до сих пор есть лицензия.
Логан повернулся к Гонсалесу.
— Так как? Теперь вы пустите нас туда?
— Никто не бывал в северном крыле уже пятьдесят лет, — ответил сержант.
— Это не ответ, — сказал Логан.
Гонсалес немного помолчал, затем коротко кивнул.
— Что с Кари Экберг и остальными? — спросил Маршалл.
Сержант достал рацию.
— Гонсалес вызывает Конти. Повторяю, Гонсалес вызывает Конти. Прием.
В ответ слышались лишь помехи.
— Погодите, — сказал Салли. — Мы ведь точно не знаем, насколько все это нам поможет. Это ведь только теория.
— Хочешь сидеть здесь и ждать, пока эта тварь нас убьет? — спросил Маршалл. — У нас нет иного выбора. — Он встал. — Идем. Время уходит.
46
Они стояли в полутемном коридоре близ технологической секции. Экберг отвернулась к стене, судорожно сцепив пальцы и дрожа, несмотря на нагнетаемый вентиляционными трубами теплый воздух. Вольф посмотрел на нее и тут же опять отвел взгляд. Конти стоял в стороне, просматривая только что отснятые кадры на маленьком экране.
— Почему вы не дали мне ответить на вызов Гонсалеса? — спросила у него Экберг.
— Думаю, он просто хочет разнюхать, где мы находимся, — буркнул режиссер. — После нападения сержант явно дал задний ход, а теперь хочет, чтобы и мы сделали то же самое.
— Скорее всего, он вернулся в биологическую лабораторию, к остальным, — сказал Вольф. — Если он не дурак, то именно так и сделал.
— Сомневаюсь. Гонсалес — солдат, и неудача вряд ли его остановит.
— Вы это так называете? — возразил Вольф. — Неудача? Эта тварь только что убила еще одного из его подчиненных.
Конти щелкнул выключателем, и экранчик погас.
— Гонсалес так просто этого не оставит. Его наверняка застигли врасплох, но теперь он сообразил, что гоняться за зверем глупо. Лучше самому выбрать место сражения и ждать врага там.
Вольф недоверчиво посмотрел на него.
— Эмилио, по-вашему, тут идет фильм, к которому вы сами пишете сцены?
Но Конти, казалось, его не слышал.
— Давайте проверим ту лестницу, мимо которой мы проходили. Сержант мог отправиться со своей группой вниз, чтобы там подготовиться к бою.
Снова взвалив камеру на плечо, он зашагал в обратную сторону. Вольф шел за ним, продолжая протестовать.
Экберг смотрела им вслед. Вид коридора с пляшущими, убегавшими вдаль тенями с каждой минутой пугал ее все сильней. Перед глазами у нее до сих пор стояла жуткая картина — оторванная голова с открытыми глазами, разбрызганная всюду кровь, растерзанный труп. На негнущихся ногах она двинулась за мужчинами.
— Либо связываемся с Гонсалесом по радио, либо возвращаемся в лабораторию, — говорил Вольф. — Шататься здесь, где прячется зверь-убийца, — просто безумие.
— Поглядим, что вы запоете, когда мы получим «Оскара» за лучший документальный фильм. Кроме того, у вас есть оружие.
— У Крила тоже было оружие. Хорошее, мощное оружие. И… сами видели, что с ним случилось.
— Мы не знаем, что с ним случилось. Могло быть что угодно. Возможно, он отделился от остальных. Возможно, у него сдали нервы и он бросился бежать — прямо к зверю в лапы.
Они подошли к лестнице. Шахта с металлическими стенами была погружена во тьму, лишь глубоко внизу мерцал тусклый свет. Коридор впереди уходил к повороту, ведшему в сторону лазарета. Конти остановился возле перил, чтобы настроить объектив камеры и включить дополнительное освещение.
— Я не позволю вам спуститься ниже, — заявил Вольф.
Конти продолжал возиться с настройкой.
— До вас что, так и не дошло все мной сказанное? Для меня это крайне важно. Если они там — я должен их снять.
— Нам вообще не следовало уходить из столовой, — сказал Вольф и оглянулся на Экберг, словно ища поддержки.
Та промолчала, не будучи в силах прийти в себя после пережитого ужаса. То, что она там, в столовой, согласилась обеспечивать звук для Конти, казалось досадным далеким воспоминанием, не имевшим к ней ни малейшего отношения. Ибо сама мысль, что профессиональные соображения должны перевешивать любые другие, теперь не вызывала у нее ничего, кроме отвращения.
— Много времени мне не потребуется, — сказал Конти, снова поднимая камеру на плечо. — Если хотите, подождите здесь. Кари, мне нужна ваша помощь.
Экберг покачала головой.
— Извините, Эмилио, но я пас.
Вольф положил руку на камеру.
— Вы отправитесь назад, с нами. Прямо сейчас.
— Вы не можете мне приказывать, — срывающимся голосом проговорил Конти. — Это мой фильм.
— Я представитель концерна «Блэкпул»…
Неожиданно Вольф замолчал и, застонав, закрыл уши руками. Мгновение спустя Экберг тоже почувствовала болезненное давление на перепонки.
— Мне это не нравится, — выдохнула она.
— Нужно убираться отсюда, — отозвался Вольф. — И побыстрее, пока…
Он снова умолк. У него отвалилась челюсть, и сам он словно обмяк. Взгляд его был направлен на что-то, находившееся за Конти. Экберг медленно повернулась, чувствуя, как у нее подкашиваются колени, боясь поднять глаза, но еще больше страшась не смотреть.
В темноте у пересечения коридоров что-то пошевелилось.
47
Они спускались с уровня на уровень почти в полной тишине. Гонсалес шел впереди, закинув за спину винтовку и освещая путь мощным фонарем. С его пояса свисал тяжелый разводной гаечный ключ. За ним следовали Логан и ученые: Салли — с оружием в обеих руках, Маршалл и Фарадей — с вещмешками, набитыми поспешно собранным снаряжением, которое могло им пригодиться. Следующим шагал Усугук, татуированное лицо которого выглядело бесстрастным, как маска. Замыкал процессию Филипс, он то и дело оглядывался через плечо.
