Но это стоило немалых денег. Долги росли с пугающей скоростью. Впрочем, то, чего ему больше всего хотелось — цивилизованная жизнь в заслуженной роскоши, — оставалось недосягаемым.
Сто миллионов долларов.
Конечно, на самом деле в одиночку у него ничего не вышло бы. Требовалась опытная команда, члены которой знали бы, где раздобыть форму, броневик и прочее, — о чем сам Барксдейл не имел ни малейшего понятия.
Несмотря на всю предприимчивость, отчаянное желание раздобыть денег и праведное возмущение, он не отличался особой смелостью. Загадочные объявления, которые он размещал в лондонской «Таймс», «Панче» и некоторых других изданиях, которые могли читать бывшие сотрудники МИ-5, скорее походили на анекдоты, чем на что-либо еще. «Необычная возможность для вложения капитала. Успешному кандидату предстоит выполнять работу в одной из специфических областей. Небольшие начальные вложения, возможен крупный доход. Малодушных и высокоморальных просим не беспокоить». Заметка Барксдейла удовлетворяла его чувство злости — мол, смотрите, что я мог бы сделать, если бы захотел.
Но потом на его объявление ответили. И все закрутилось одно за другим. А теперь он оказался здесь, в этой камере.
В камере…
За дверью, похоже, что-то происходило. Барксдейл остановился, прислушиваясь. Судя по всему, на место катастрофы в Каллисто вызывали новых охранников. Того, что стоял за маленьким зарешеченным окошком, больше не было видно. При мысли о Каллисто и об охраннике по имени Крис Грин Барксдейл ощутил очередной болезненный укол. Никто не пострадает — так ему обещали.
Взломщика Джека тоже заинтриговал шум. Поднявшись с койки, он подошел к окну, огляделся кругом и постучал в дверь.
— Эй! — крикнул он.
Никто не ответил.
— Эй! — снова крикнул он, на этот раз громче.
В окошке появилось молодое, со шрамами от угрей, лицо охранника Линдберга.
— Где здесь туалет? — спросил Взломщик Джек.
— Потом.
— Что значит — потом, черт побери? Мне нужно сейчас. Хочешь, чтобы я в штаны наложил?
Стоящий за дверью Линдберг посмотрел налево, потом направо. Лязгнул ключ в замке, и дверь медленно открылась.
— Руки перед собой, — сказал Линдберг, держа дубинку наготове. — И без глупостей. Бить тебя мне не хочется, но если придется — буду.
Дверь снова закрылась, заскрежетал замок. Барксдейл вздохнул и отвернулся. В отличие от Взломщика Джека он не догадывался, что Линдберг остался единственным охранником в комплексе службы безопасности.
Барксдейл снова начал расхаживать по камере. Теперь он понимал, что вся та легкость, с которой возник их план, была на самом деле иллюзорной. Ему казалось, будто он видит жуткий сон, в котором одно внешне невинное событие естественным образом влечет за собой другое, а потом еще одно, и ты бездумно следуешь за ними, пока внезапно не оказываешься среди кошмара, из которого нет иного выхода, кроме пробуждения. Кошмара, тщательно и тайно продуманного Джоном Доу.
Внезапно Барксдейл снова остановился. Повернувшись к стене, он прижался к ней головой — раз, другой. Если бы он только мог проснуться сейчас…
И все-таки их план должен был сработать. Со всеми возникшими проблемами, всеми потенциальными ловушками удалось справиться очень быстро. Человек, ответивший на его объявление и назвавшийся Джоном Доу, несмотря на всю свою таинственность и уклончивость, оказался крайне умен и проницателен. Он выглядел хорошо воспитанным и культурным, был знаком с творчеством Баха, Рафаэля и Шекспира — словом, оказался из тех людей, с кем Барксдейл вполне мог найти взаимопонимание. Казалось, Джон Доу искренне ему симпатизирует. По мере того как продвигался план, новый знакомый все в большей степени брал руководство на себя, точно указывая Барксдейлу, какие системы требуют дальнейших объяснений или копии каких схем ему нужны. Он позаботился о том, чтобы завлечь в их команду Тома Тибболда для выполнения более простых задач. И именно Джон Доу увидел истинный потенциал их замысла, о котором Барксдейл не мог даже и мечтать. Сначала дело заключалось только в деньгах, но вскоре речь зашла уже о гораздо большем.
Джон Доу показал ему, как с помощью той же хитрости, которая убедила бы Сару Боутрайт прибегнуть к чрезвычайным мерам — в том числе позвонить в АБТ и отменить рейс бронеавтомобиля, — можно завладеть Горнилом, технологией, стоившей намного больше тех денег. Все можно было сделать быстро, почти без усилий. И самое главное — без жертв.
Собственно, к тому моменту единственные сомнения Барксдейла были связаны не с самим планом, а с Сарой Боутрайт, женщиной, которую он столь ненавидел зато, что она заняла место исполнительного директора. Он никогда не предполагал, что она может ему понравиться, и даже толком не понимал, как все случилось. Сара вообще была не его типа — по-американски чересчур уверенная в себе. Барксдейл не пытался ее очаровать, а просто оставался самим собой. Как ни странно, этого оказалось достаточно. Забавно, что их отношения начали развиваться одновременно с его планами касательно парка. Если бы что-то одно возникло существенно раньше — его чувства к ней или его проект собственного обогащения, — вероятно, второго никогда бы не случилось. Внутренний конфликт неумолимо нарастал. Но каждый раз, когда он решал отказаться от своих планов, Джон Доу начинал его уговаривать, льстить ему, напоминать о том, сколь велика его доля добычи, доказывать ему беспочвенность его страхов. И Барксдейл понимал, что тот прав.
Возможно, когда все закончится, думал он, он найдет способ связаться с Сарой, все ей объяснить. И может быть — как ему хотелось верить, — он даже сумеет убедить ее отправиться вместе с ним на Мадейру, зеленый кусочек рая среди лазурного моря, и…
Но в этот момент поток мыслей начал причинять ему слишком сильную душевную боль. Барксдейл тряхнул головой и снова начал расхаживать по камере.
Он едва не рассказал ей обо всем тогда, у постели Джорджии Уорн. Он готов был попросить у нее прощения, умолять ее отправиться с ним. Но здесь, в камере, он понял, что обманывал сам себя. Сара никогда не смогла бы простить того, что он предал ее и, что, с ее точки зрения, вероятно, было даже хуже, ее парк. Оставалось лишь надеяться, что она сможет найти счастье с другим — и даже, может быть, несмотря на все ее возражения, с Эндрю Уорном.
Он вспомнил, что она рассказывала про Джона Доу, про то, как он словно заглядывал ей в душу, говорил в точности то, что она хотела услышать. То же произошло и с ним самим. Джон Доу производил впечатление чистокровного британца, каким Барксдейлу всегда втайне хотелось быть. Его манеры были безупречны. Он относился к Фреду как к равному и по социальному положению, и по интеллекту. Для Барксдейла оказалось немалым сюрпризом, когда он в конце концов узнал, что все его поведение — лишь игра, обман.
Затем последовали новые неожиданности. На «Ноттингхиллских гонках» пострадал мальчик — этого не должно было случиться. Джон Доу сожалел об этом, заверяя его, что больше подобных сбоев не будет. Но самый крупный сюрприз случился сегодня, когда на неделю раньше появился Эндрю Уорн.
