Оказавшись под окном, он попробовал его приоткрыть. Тяжелые ставни отворились с удивительной легкостью. И в уме молодого человека молнией сверкнуло неожиданное подозрение: уж больно легко все удавалось! Подозрительно легко!.. Он стремительно обернулся… как раз вовремя, чтобы заметить, как опускается ему на голову занесенная Сэмом дубинка. Джек не успел ни увернуться, ни нанести ответный удар. Успел только заметить, как сверкнули торжеством маленькие блестящие глазки. Потом весь мир рухнул в непроглядную черноту.
Глава 3
«НЫНЧЕ СМЕРТЬ ВЫШЛА НА ОХОТУ…»
К Джеку Холлинстеру медленно возвращалось сознание. Перед глазами висела багровая пелена, и он мучительно заморгал, пытаясь ее разогнать. Голову раскалывала тошнотворная боль, яркий свет резал глаза. Он зажмурился, спасаясь от света, но немилосердный блеск проникал даже сквозь сомкнутые веки, раскаленным шилом вонзаясь прямо в мозг. В ушах стоял бессвязный гул голосов. Он попытался приподнять руку, чтобы пощупать голову, но рука не подчинилась ему. Потом он вспомнил все, что с ним случилось, и окончательно вернулся к реальности.
Он был связан по рукам и ногам. И лежал на жестком грязном полу. Он находился в просторном погребе, заставленном бочонками, флягами и черными, липкими с виду кадушками. Потолок в подвале был довольно высокий, и поддерживали его толстые дубовые балки. С одной из балок свисал фонарь, свет которого так больно ранил Джеку глаза. Фонарь освещал середину погреба, по углам же таились шевелящиеся тени. В одном конце можно было разглядеть широкую каменную лестницу, уводившую вверх. С другого конца открывался темный коридор.
В погребе было полным-полно народу. Джек узнал смуглую насмешливую физиономию Банвэя, багровую от выпивки рожу предателя Сэма и еще двоих деревенских балбесов, вечно ошивавшихся то у сэра Джорджа, то в ближайшей таверне. Остальные, человек десять или двенадцать, были ему незнакомы. Другое дело, он с первого взгляда признал в них моряков: все как один — заросшие волосами здоровяки в просмоленных штанах, с кольцами не только в ушах, но даже в носу. Остальное убранство незнакомцев было поистине удивительно. Кое-кто повязал на голову пестрые шелковые платки; и все без исключения были сплошь увешаны оружием. Джек сразу отметил абордажные сабли с широкими бронзовыми гардами. Бросались в глаза украшенные самоцветами кинжалы и пистолеты с серебряной насечкой. Люди играли в кости, пили вино и жутко ругались. А глаза у них горели в свете фонаря так, что страшно было смотреть.
Пираты!.. Честным труженикам морей несвойственна столь вызывающая роскошь, особенно в сочетании с манерами законченных негодяев. Просмоленные штаны и простые моряцкие рубашки были перехвачены шелковыми кушаками; на волосатых ногах, не знавших чулок, красовались башмаки с серебряными пряжками, на грязных пальцах — толстые перстни. Драгоценные камни сверкали на золотых серьгах размером с хороший браслет. А на поясах — хоть бы один нож из тех, что носят честные моряки. Сплошь дорогие кинжалы, сработанные в Испании либо в Италии. Любовь к роскоши, удивительно гнусные рожи и кощунственная ругань — все вместе безошибочно говорило о кровавой профессии этих людей.
Джек подумал о корабле, который он видел в море незадолго до заката, о приглушенном рокоте якорной цепи в тумане… Потом вдруг вспомнил того странного человека, Кейна, — и вновь задумался над его словами. Знал ли Кейн, что это пиратский корабль? И что связывало его с морскими разбойниками? Неужели его пуританская суровость была лишь маской, назначенной прикрывать какую-то зловещую деятельность?..
В это время человек, резавшийся в кости с сэром Джорджем, внезапно повернулся к пленнику. Он был высок, поджар и широкоплеч, он… Сердце Джека прыгнуло к самому горлу… потом медленно вернулось на свое место. Вначале ему на миг показалось, будто это и был Кейн. Теперь он видел, что пират, хотя и сложенный в том же духе, что Кейн, во всех остальных отношениях являл собой полную противоположность пуританину.
Он был одет легко, но вызывающе безвкусно и ярко. Шелковый кушак, серебряные пряжки, золоченые кисточки и все такое прочее. За широким поясом виднелись рукояти кинжалов и пистолетов, прямо-таки искрившиеся драгоценными самоцветами. Длинная рапира, тоже, конечно, вся в золоте и каменьях, висела на богатой узорчатой перевязи. Изящные золотые серьги венчали два сверкающих багровых рубина. Камни играли в свете фонаря, бросая на смуглое лицо пирата малиновые блики.
Лицо же у человека было худое, жестокое, с ястребиным носом. На узкий высокий лоб была надвинута щегольски заломленная шляпа, низко сидевшая над черными бровями. Впрочем, она не скрывала яркого цветного платка, повязанного на голову. Из-под шляпы смотрели холодные серые глаза. Бесстрашные и беспощадные глаза, переливавшиеся светом и тенями. Нос, тонкий и острый, как лезвие ножа, нависал над тонкогубым, в одну черту, ртом. Верхнюю губу, кривившуюся в жестокой усмешке, украшали длинные вислые усы вроде тех, что носят маньчжурские мандарины.
— Эй, Джордж, да никак наш гость очухался! — заорал этот человек, и голос его хлестнул режущей насмешкой. — Клянусь Зевсом, Сэм, я-то думал, ты надолго его угомонил. Однако и крепкая же черепушка у этого парня!
Пираты оторвались от игры и уставились на Джека — кто насмешливо, кто с любопытством. Лицо сэра Джорджа потемнело, он со значением указал пальцем на свою левую руку, на которой сквозь помятый шелковый рукав виднелась повязка:
— Ты был прав, Холлинстер, когда говорил, что нашу следующую встречу никакой мировой судья не прервет. Вот только, похоже, страдать придется твоей прогнившей шкуре, а никак не моей…
И тут раздался другой голос, полный муки, которая пронзила молодого человека хуже всяких поддевок Банвэя:
— Джек!..
У Холлинстера кровь заледенела в жилах. Он задергался на полу, выворачивая шею и силясь приподняться… От зрелища, представшего его глазам, у него едва не остановилось сердце. На грязном мокром полу на коленях стояла девушка, привязанная к тяжелому кольцу в дубовой свае. Она тянулась к нему, и лицо у нее было совсем белое, глаза — круглые от страха, золотые волосы растрепались…
— Мэри… О господи!.. — вырвалось у несчастного Джека. Пираты отозвались на этот крик боли взрывом глумливого хохота.
— А ну, ребята, выпьем за влюбленную парочку! — проревел рослый капитан, поднимая пенившуюся кружку. — За любовников, парни!.. А еще за то, чтобы парнишка не жадничал. Вздумал наедине побаловаться с малышкой, а нас и не пригласил!..
— Ах ты, паскудная тварь!.. — взвыл Джек и нечеловеческим усилием умудрился подняться на колени. — Трусы!.. Подлые, мерзкие, ни к чему не годные трусы! Ох, если б только у меня руки были свободны!.. Развяжите меня, если в этой стае найдется хоть одна на всех капелька мужества! Развяжите меня, и я вас голыми руками передушу! Ибо только последнее ничтожество не справится с подобными говнюками…
— Клянусь Иудой! — восхитился один из пиратов. — А у малого кишка не тонка! И можете меня килевать, если он не умеет выражаться как подобает! Выдери мне и глаза и печенку, капитан, но я считаю, что…
