Пройдя мимо, Каиафа прошел в свои покои. Бережно снял длинную тунику и надел более короткую и легкую. Даже не оборачиваясь, он знал, что Саломея пошла следом и сейчас внимательно на него смотрит. Знал, что его обнаженное тело не производит на нее никакого впечатления и не вызывает желания. В свои тридцать два года Каиафа мог гордиться широкими плечами и атлетическим телосложением. Но два года назад у Саломеи был выкидыш, и с тех пор жена не испытывала к нему влечения.
— Теперь твой муж — миропомазанный первосвященник, — сказал Каиафа. — И я полагаю, ты захочешь разделить со мной радость, ведь это великая честь для твоей семьи и для всего рода.
— Было бы это честью.
— Было бы это честью? — переспросил Каиафа. — Или ты не считаешь за честь быть женой первосвященника, Кохена ха-Гадоля, и обрести двадцать четыре дара первосвященника? Пидьон габен, халла, биккурим — ты не желаешь всех этих благословений?
— Я уже имела все это как дочь Анны, — повела плечом Саломея. — Или ты забыл, как стал первосвященником?
Каиафа затянул пояс, вздохнул и покачал головой.
— Нет, Саломея, не забыл. Как я могу? Ты мне не позволишь.
— Нет. — В ее голосе звучала угроза. — Я не позволю тебе, Иосиф бар Каиафа, забыть это! Что такое род Каиафы в сравнении с родом Анны? Ничто. Ты не смог бы даже купить этот дом, если бы не деньги моего отца, не говоря уже о сане первосвященника! И что теперь?! У тебя есть дом, ты получил сан моего отца, ты даже стал избранным… а я осталась ни с чем!
— Говорю тебе, жена, мы оба еще молоды. И у нас еще будет сын.
Саломея испепелила его взглядом и выбежала из комнаты. Иосиф Каиафа смотрел ей вслед, испытывая уже привычную горечь. Они столько раз говорили об этом с Саломеей, что он заранее знал все, что она скажет.
Но у Иосифа бар Каиафы и его жены так было не всегда. Когда они обручились, Саломее нравился Иосиф, а он был просто очарован ею. Но после свадьбы начались неприятности. Саломея хотела родить сына, чтобы не отстать от Мириам, дочери Шимона, и жены Ионатана, ее брата. Но каждая беременность заканчивалась выкидышем, а последний оказался очень болезненным — и физически, и морально… Она потеряла надежду выносить ребенка, а вместе с ней — любовь и уважение к супругу.
Это угнетало Каиафу, и не только потому, что он тоже хотел сына, но и потому, что понимал, что в словах Саломеи есть справедливость. Род Каиафы нельзя было сравнить с родом Анны. А если у них не будет сына, то ничего не изменится, ведь у Иосифа бар Каиафы нет ни братьев, ни дядьев. Если Саломея не родит сына, род Каиафы на нем и закончится.
22
Южный Иерусалим, Тальпиот
Рэнд проснулся засветло. Руки и ноги затекли: за ночь он так и не смог улечься в «фиате» поудобнее. Протискивая онемевшее тело в дверь и чувствуя себя бабочкой, вылезающей из кокона, он скорее почувствовал, чем увидел, что Мири Шарон уже стоит на посту в привычной позе, положив руки на талию.
— Доброе утро, — с трудом разогнувшись, поприветствовал ее Рэнд.
— Вам вряд ли удалось хорошо выспаться, — улыбнулась Мири.
— Почему вы так думаете?
Рэнд бросил взгляд на машину, потом снова на Мири.
— А! — понял Рэнд ее намек. — Да нет, я неплохо выспался.
— Крепко спали всю ночь?
— Да.
— И было удобно?
— А где еще я мог лечь спать? — Рэнд развел руками.
Мири еще шире улыбнулась и пошла к своей машине. По дороге подобрала одеяло, лежавшее у входа в гробницу, где она и провела эту ночь. Скатала и убрала в багажник.
— Извините, — сказала Мири. — Мне надо было и вам предложить одеяло, у меня есть еще.
Рэнд молча смотрел на нее. Благодаря его появлению здесь Мири чувствует, что и ее присутствие обрело особую важность. Странно, но ему это приятно.
Очень скоро Рэнд снова спустился в гробницу. В предрассветных сумерках стал готовиться к тому, что из Тель-Мареша вот-вот привезут подъемник и осветители. Лазал вверх-вниз по лестнице, поднимая на поверхность мешки с мелкими предметами и перенося их в машину. Когда он оказался наверху в третий раз, из-за Моавских гор вышло солнце. Его лучи заставили оживиться людей в черных шляпах и костюмах. Сегодня они были настроены не благожелательнее, чем вчера. Шарон направилась к Рэнду, когда он понес бумажные мешки к «фиату».
— Они настаивают, чтобы я проверила мешки, которые вы вынесли из гробницы, — извиняющимся тоном сообщила Мириам. — Я должна убедиться, что в них нет человеческих останков.
Рэнд кивнул, подавив зевоту.
— Конечно. Вам же больше нечего делать.
В центре пещеры Рэнд насчитал четыре оссуария. Два из них были разбиты. Он осмотрел их еще вчера, убедившись, что никаких надписей или изображений на их стенках нет, а содержимое давно похищено.
Но два других, как ни странно, были целы… И теперь пришло время открыть крышки и выяснить, что находится внутри.
23
Тель-Мареша
Игаль Хавнер познакомил Трейси с Карлосом. Он работал на раскопах и был родом из Турции.
— Карлос знает свое дело, — сказал Хавнер, кивая молодому человеку года на два старше Трейси.
Он очень загорел за четыре месяца раскопок под палящим солнцем. Подхватив багаж Трейси, Карлос забросил его в кузов «лендровера» с открытым верхом, куда уже погрузили оборудование. На вид этому оборудованию было столько же лет, сколько Трейси.
— А еще он хороший водитель. Так что, будем надеяться, доставит тебя до места в целости и сохранности.
— Будем надеяться? — переспросила Трейси.
Хавнер кивнул без тени улыбки.
— Он же из Турции.
Трейси переводила взгляд с Карлоса на Игаля Хавнера и обратно.
— И что это значит?
Карлос улыбнулся и тряхнул кудрявой, черной как смоль головой.
— Ничего, — ответил он. — Абсолютно ничего.
И сел за руль.
— Вам надо спешить, — сказал Хавнер, пожимая Трейси руку и помогая ей забраться в «лендровер». — Абир звонил.
Карлос кивнул и наклонился вперед, поворачивая ключ в замке зажигания. Мотор взревел, Хавнер хлопнул ладонью по борту машины, и Карлос нажал на педаль газа. Колеса «лендровера» закрутились, выбрасывая грязь и камни, и машина выехала из лагеря.
— Абир? — переспросила Трейси, одной рукой придерживая волосы, которые нещадно трепал ветер, а другой вцепившись в поручень. — Кто это, Абир?
— Друг.
— Ничего не понимаю. Что происходит? И почему нам надо спешить?
