— Да ничего особенного.
— Тогда почему бы не сказать мне все? Если ничего особенного.
— Ты станешь беспокоиться, а беспокоиться на самом деле не о чем.
— Ты говоришь: «Ничего не происходит, ничего не происходит», а я верю тебе все меньше и меньше! Почему бы просто не объяснить, в чем дело, а уж я сама буду решать, беспокоиться мне или нет?
— Абир — друг, у которого есть связи среди военных, — пожал плечами Карлос.
— Понятно. Ну и?..
— Иногда он предупреждает нас, что будут перекрыты блокпосты на границах территорий, контролируемых палестинцами.
— Так. И что?
— Сегодня нам придется проехать через такую территорию.
На этот раз Трейси промолчала.
— Абир сказал, что блокпост у Вифлеема скоро перекроют.
— Почему? — поинтересовалась Трейси.
— Возможно, угроза атаки террориста-смертника. Или какой-нибудь другой атаки.
— Если это опасно, почему бы нам не поехать другой дорогой?
— Не то чтобы очень опасно. Некоторые считают, что израильтяне перекрывают дороги только для того, чтобы досадить палестинцам.
— И что же нам делать? — спросила Трейси.
Карлос пожал плечами.
— Надо успеть проехать блокпост до того, как его закроют.
— А мы успеем?
Он покачал головой.
— Ты хочешь сказать, мы можем где-нибудь застрять? — забеспокоилась Трейси.
Карлос широко улыбнулся.
— Ну, не то чтобы застрять. Задержаться.
24
Южный Иерусалим, Тальпиот
Два оссуария, на которые Рэнд возлагал столько надежд, оказались пусты.
Он аккуратно снял с обоих ящиков, вытесанных из известняка, идеально подогнанные крышки со скошенными углами, но внутри не оказалось ничего, кроме пыли.
«Что ж, — сказал Рэнд самому себе, — это упрощает дело».
Он, безусловно, знал, что за многие годы в окрестностях Иерусалима и в самом городе были найдены тысячи таких ящиков, и подавляющее большинство были похожи друг на друга как две капли воды. Ничего особенного. Ни надписей, ни орнаментов, ни костей внутри. Абсолютно ничего. Он также знал, что оссуарии можно задешево купить в магазине или на рынке, торгующем древностями. Так что с любой точки зрения — научной, коммерческой или какой-то еще — эти два оссуария никакой ценности не представляли.
Но Рэнд знал по опыту, что и в этом случае нельзя работать спустя рукава. Даже если это обычные оссуарии, их следует осторожно извлечь из гробницы и законсервировать. Интересно, сколько еще придется ждать, когда из Мареша привезут подъемник и осветители. Без подъемника достать оссуарии из гробницы, не повредив их при этом, невозможно. Поэтому Рэнд, пока было время, занялся двумя оссуариями в локуле южной стены.
Он оставил их напоследок. Рэнд сразу подумал, что именно в этих оссуариях что-нибудь обнаружит. Ящики стояли внутри локулы, единственные из всех в гробнице, а значит, остается шанс, что грабители до них не добрались. И крышки у них на месте, не разбиты и не сдвинуты.
— Вот где пригодятся осветители, — пробормотал Рэнд.
Солнце поднималось все выше, но время было еще раннее, и придется ждать почти до полудня, прежде чем солнце осветит внутреннее пространство гробницы. Рэнд медленно выдвинул из ниши один из оссуариев и, слегка повернув его, чтобы получше ухватиться, поднял и перенес в центр гробницы. Ящик весил килограммов тридцать. Еще до того как опустить свою ношу на пол, Рэнд понял, чем этот оссуарий отличается от остальных. Внутри что-то еле слышно постукивало.
25
26 год от P. X.
Иерусалим, Верхний город
Каиафа застонал, как от боли.
— Конечно, ничего удивительного, — сказал он Рабби Гамалиилу.
В силу многих причин выбор внука Хиллела Великого в качестве союзника был весьма странен для Каиафы. Прежде всего, он был фарисеем, а Каиафа — саддукеем. Фарисеи и саддуккеи как главные религиозные и политические партии в Иудее обычно не ладили между собой. Фарисеи сохранили обычаи евреев в Пленении, превратив их в религию, в основе которой было изучение Торы. Саддукеи же издревле совершали жертвоприношения и службы в Храме, считая этот аспект веры краеугольным камнем иудаизма. Фарисеи почитали Писание и устные предания, передаваемые рабби. Саддукеи же признавали в качестве Торы лишь Пятикнижие Моисея. Фарисеи верили в ангелов и духов, а также в воскресение из мертвых. Саддукеи отрицали и то и другое. Фарисеи пользовались большей популярностью у евреев, а саддукеи имели больше влияния. Фарисеи были праведны, саддукеи — богаты.
Каиафа и Гамалиил — один до мозга костей саддукей, другой фарисей — были не только союзники, но и друзья. Оба всем сердцем желали пришествия Мессии и верили, что Его пришествие можно ускорить, установив в Израиле праведную власть. Оба нуждались друг в друге. Первосвященнику Каиафе нужен был Гамалиил: несмотря на его тридцать с небольшим, к нему относились как к Рабби с большой буквы с тех самых пор, как его отец возглавлял Синедрион. Гамалиил тоже хотел заручиться поддержкой первосвященника: ему был необходим союзник в великом деле возвращения Синедриона и всего народа Израилева к добродетели, дабы все узрели славу Бога Израиля.
Они сидели во дворе роскошного дома Каиафы, в тени раскидистого оливкового дерева. Каиафа потирал виски.
— Валерий Грат непрерывно писал императору письма, умоляя позволить ему вернуться в Рим. Последние несколько лет он ни о чем другом не мог говорить.
Никто не удивился, когда до Иерусалима дошли слухи, что Валерий Грат, которого Каиафа так долго и старательно умасливал, отозван в Рим и уже назначен новый префект Иудеи. Тем не менее для первосвященника эти новости стали болезненным ударом. И теперь он обдумывал, как начать все заново и втереться в доверие к новому префекту.
— Восемь лет, — проскрежетал Каиафа.
— И все-таки мы должны быть ему благодарны. Он оставался префектом намного дольше, чем Анний Руф или Марк Амбивий.
[15]
— Да, но ты знаешь, сколько сил я положил и сколько денег потратил, чтобы подобраться поближе к Грату. При его-то неуемной алчности!
— Хм…
По части взяток и процентов с прибыли, отчисляемых римским префектам, они с Каиафой всегда расходились во мнениях.
— Ты что-нибудь знаешь о новом префекте? — осторожно спросил Гамалиил.
