Появление этих штандартов, на которых сверкал чеканный золотой профиль императора, стало настоящим потрясением для иудеев, которые с первыми лучами солнца пришли в Храм возносить молитвы и совершать жертвоприношения. У стен Храма сразу собралась толпа, и вот-вот могли начаться беспорядки. Рельефный портрет императора в виду Храма был воспринят как святотатство, ибо нарушал одну из заповедей: Господь запретил евреям создавать изваяния — не только идолов, но и самого Бога.
Каиафа ударил посохом об пол и поднял руку. Крики стихли. Сделав жест Анне, который не торопясь поднялся со своего места в первом ряду, Каиафа не сказал ни слова. В зале стало еще тише.
— Анна будет говорить, — провозгласил Каиафа.
Первые слова Анны прозвучали еле слышно.
«Он намеренно говорит так тихо», — понял Каиафа.
Первосвященник не однажды видел, как тесть понижал голос, чтобы быть услышанным.
— Пусть говорит! — раздался крик с задних рядов. — Я хочу слышать, что скажет Анна!
— Хотя у нас с его высокопревосходительством Валерием Гратом и были некоторые разногласия, — начал Анна, и в задних рядах понимающе засмеялись, — он все-таки смог понять и научился уважать те требования, которые предъявляет к нам наша вера. Он постоянно держал Августову когорту в Стратоновой Башне. Возможно, новый префект не столь хорошо знаком с нашими обычаями.
— Или он хочет, чтобы мы подняли восстание! — крикнул кто-то, и по залу прокатилось волнение.
— Дайте Анне закончить, — сказал Каиафа, поднимая руку. — Пусть говорит.
Анна устало кивнул зятю.
— В прошлые времена нам удавалось не допускать псов в дом Хашема, — сказал он, и в зале снова одобрительно засмеялись, понимая, что речь идет о римлянах. — Но если сейчас мы поступим неосторожно, то псы останутся здесь надолго и при этом будут рвать зубами и царапать когтями.
— Но мы не можем допустить, чтобы римский идол возвышался над городом! — крикнул Александр.
— Не можем, — подтвердил Каиафа, в то время как его тесть вернулся на свое место. — Но Анна прав. Мы не должны подтолкнуть префекта к решительным действиям. Возможно, он недостаточно осведомлен о нашей вере, а возможно, его цель — спровоцировать беспорядки, но если мы поднимем восстание, результат будет один и тот же. Мы не можем позволить этим штандартам остаться в городе, но и он не пожелает их убрать просто потому, что мы этого хотим.
— Почему? — выкрикнул кто-то.
— Потому что он префект Римской империи, причем недавно назначенный. Убрать штандарты — значит показать свою слабость, а он не может позволить себе показывать слабость. Да и то, почему мы, против этих штандартов — а мы против, потому что на них изображен император, — это еще одна причина, чтобы не убирать их, поскольку это будет оскорблением по отношению к Тиберию.
— Это оскорбление Хашему! — крикнул кто-то.
— Сорвать их! Сорвать! Мы будем биться! — раздались возмущенные голоса.
— Властители Израиля, послушайте, что я скажу! — снова взял слово Каиафа. — Мы будем сражаться и одержим победу. Но нашим оружием будут не мечи и копья! Нашим оружием станет молитва. Мы победим римлян добродетелью. Мы поведем войну так, что Хашем станет помогать нам.
30
Южный Иерусалим, Тальпиот
У Рэнда голова шла кругом. Он напомнил себе: дать понять Трейси, что она для него важнее работы, можно было уже не раз, а он так и не сделал этого. Нельзя повторить ту же ошибку. Но в нескольких шагах был склеп с оссуариями, каждому из которых две тысячи лет. Может быть, это самые обычные захоронения, а может, ему удастся сделать открытие, которое потрясет весь мир. И выбор прост: или на его карьере археолога можно будет поставить крест, или его ждет невиданный успех.
Рэнд не мог сейчас все бросить и заниматься Трейси. Шарон ясно дала понять, что у него очень жесткий лимит времени, и неизвестно, что предпримет она или «Хеврат Кадиша», если на денек-другой забросить раскопки ради Трейси.
Рэнд поставил чемодан на землю рядом с «фиатом» и положил планшет на крышу машины.
— Трейси, — начал он, глубоко вдохнув и взяв ее за плечи. — Я тут в самом начале чего-то такого…
Она напряглась.
— Нет, подожди, — продолжал Рэнд. — Я рад тебя видеть. Правда рад. И я хочу…
Рэнд тщательно подбирал слова, но чувствовал, как Трейси отдаляется от него с каждым произнесенным словом.
— Я начну с самого начала. Я приехал сюда только вчера утром. Выяснилось, что для работы на этом раскопе есть всего несколько дней. Это усыпальница, которой, по всей видимости, две тысячи лет, и мне нужно успеть сделать описания находок, составить каталог и очистить все предметы в одиночку. Вчера я ел один раз, вечером, спал в машине, вернее, пытался заснуть, и понятия не имел, что ты едешь ко мне, поэтому не мог хоть как-то подготовиться к твоему приезду. Я могу это сделать, я хочу это сделать, и сделаю это сразу, как только…
— Меня выгнали, — буркнула Трейси.
— Что? — переспросил Рэнд, уронив руки.
Ее глаза наполнились слезами.
— Просто глупость. Это была идея Дженнифер, но я и Хизер пошли у нее на поводу.
Трейси рассказала Рэнду о вечеринке, о том, что написано в уставе колледжа об употреблении несовершеннолетними студентами алкогольных напитков, и о том, какой разразился скандал, когда к ним нагрянула полиция и об этом узнала администрация колледжа.
— Выгнали не только меня, но остальные смогли быстро связаться с родителями, и они все уладили.
— Так вот почему ты сюда приехала.
Трейси кивнула.
— Мамы… нет, и я просто не знала, куда деваться.
— Почему ты не позвонила?
Трейси вытерла слезы.
— Не знаю. Была уверена — ты скажешь, чтобы я не приезжала.
— Значит, — неторопливо начал он, — ты купила билет на самолет и полетела в Израиль?
Она снова кивнула.
— Я собрала кое-какие вещи, а остальное оставила в студенческом городке, в хранилище.
— Ты прилетела в Израиль — и поехала в Мареша?
— Ага. Я думала, ты там.
— Там и был до вчерашнего дня. Как же ты добралась туда из аэропорта?
Трейси застенчиво улыбнулась.
— На такси. Хотела арендовать машину, но не получилось, потому что мне всего девятнадцать, так что пришлось взять такси. Это стоило пятьдесят долларов.
Рэнд кивнул, и оба умолкли. Карлос так и остался стоять позади Трейси, а старший сержант Шарон не сводила глаз с «Хеврат Кадиша», не обращая внимания на их беседу.
