— Не поможешь мне с этой крышкой? — спросил Рэнд, показывая на первый из двух оссуариев, которые он извлек из локулы в южной стене. — Думаю, пора открыть его и посмотреть, что внутри.
Трейси кивнула и поддела крышку пальцами.
— Поднимаем медленно, — скомандовал Рэнд, — а потом переносим влево от тебя и аккуратно кладем на пол. Готова?
Спустя мгновение они заглянули в ящик, который Рэнд назвал «оссуарием Мириам».
— Ого! — Трейси отпрянула. — Это действительно жутковато.
В оссуарии лежали кости.
[24]
— Да, — согласился Рэнд. — Нужно убрать со стола второй оссуарий, чтобы положить туда кости и как следует рассмотреть.
— Ты станешь до них дотрагиваться?
Рэнд усмехнулся.
Они поставили на пол второй оссуарий, не снимая с него крышку, а затем Рэнд начал осторожно вынимать из первого ящика кости, пролежавшие в нем две тысячи лет, и раскладывать на столе.
Сначала он достал череп, который прекрасно сохранился. Однако Рэнд нахмурился и посмотрел на него сбоку.
— Что-то не так? — спросила Трейси.
Рэнд поднял череп на уровень глаз.
— В нем что-то есть.
Засунув пальцы внутрь, он достал из черепа монету.
— Трейси, не возьмешь мою фотокамеру? Надо было попросить тебя фотографировать, как только мы сняли крышку.
Положив череп на место, Рэнд показал, в каком ракурсе сфотографировать то, что лежит внутри оссуария. Затем положил монету на ладонь, и Трейси сфотографировала сначала одну ее сторону, потом другую. На первой был изображен человек с зонтиком, а внизу полукругом шли латинские буквы. На другой — три снопа пшеницы или ячменя.
— Как монета оказалась внутри черепа? — спросила Трейси.
Рэнд задумчиво покачал головой.
— Хороший вопрос. Трудно сказать. Если бы мы вели раскопки в Греции, а не в Иудее, то для находки, относящейся к первому веку нашей эры, ответ был бы очевиден. Греки клали монету в рот умершего, чтобы тот в загробной жизни мог заплатить Харону, перевозившему души через реку Стикс.
— Да, надо было учить мифологию, — задумчиво прошептала Трейси.
— Но здесь, в иудейской гробнице периода Второго Храма, — продолжал Рэнд, — даже не знаю… Может, какое-то наложение иудейских и языческих погребальных обрядов?..
Положив монету на стол, он снова достал череп и повертел в руках.
— Похож на женский.
— Откуда ты знаешь?
Держа череп в одной руке, Рэнд стал объяснять.
— Совокупность признаков.
Он постарался логически выстроить наблюдения, которые позволили сделать этот вывод.
— Размер. У женщин, как ты могла бы догадаться, череп немного меньше и с более выпуклыми отдельными частями. Другой признак — мандибула, нижняя челюсть. У женщин она меньше, закругленнее, а у мужчин ближе к прямоугольной и массивнее.
Затем он показал на глазницы.
— Переход ото лба к глазницам у женщин гораздо резче, — Рэнд повернул череп так, чтобы Трейси видела его в профиль, — при том что надбровные дуги более выражены у мужчин. И многое другое.
Рэнд улыбнулся.
— Тебе и правда все это нравится. — Трейси не спрашивала, а констатировала факт.
Рэнд свесил голову набок и повел плечами.
— Да. Нравится.
— И ты специалист в своем деле.
— Был им. — Рэнд перевел глаза на череп.
Он чувствовал на себе изучающий взгляд дочери, пока вынимал из оссуария остальные кости. Разложил их на столе так, чтобы составить скелет. Прежде чем выложить тазовую кость, обратил на нее внимание Трейси, которая фотографировала все, что он извлекал из ящика.
— А вот и четкое указание на то, что это женский скелет. Женская тазовая кость существенно отличается от мужской, потому что она должна позволить младенцу пройти через родовые пути. Отверстие внизу овальное, а не сердцевидное, лобковая дуга намного шире, а лонное сочленение более гибкое.
Положив на стол бедренные кости, Рэнд объяснил, что у женщин они короче и тоньше, чем у мужчин. Когда он расположил в соответствующем порядке последние, самые мелкие кости — пальцев рук и ног, из кармана послышался виброзвонок мобильника.
— У тебя звонки даже сюда проходят? — удивилась Трейси.
— Нет, это сообщение. Ты еще пофотографируй, а я выберусь наверх прочитать, хорошо?
Поднимаясь по лестнице, он одновременно нажимал кнопки телефона. Пришло голосовое сообщение от Игаля Хавнера.
«Рэнд, друг мой. Я получил фотографии и распечатал их. Черно-белые, но качество отличное. Мне удалось прочесть и приблизительно перевести надписи, поэтому позвони мне, как только получишь сообщение. И не забудь при этом сесть».
38
Южный Иерусалим, Тальпиот
— Я сел, — сказал Рэнд, поздоровавшись с Хавнером, хотя на самом деле он всего лишь прислонился к капоту «фиата».
— Уточни, пожалуйста: это надписи с двух оссуариев? — Хавнер сразу приступил к делу. — Я должен быть уверен.
— Да, надпись из двух строк — с одного оссуария, а две другие — со второго, с обеих сторон. И он куда богаче.
— Что ты имеешь в виду?
— То, что это лучший образчик резьбы по камню, который я когда-либо видел. — Рэнд описал орнаменты на втором оссуарии.
— Понятно.
— Это имеет какое-то значение?
— Решишь сам, когда я расскажу тебе, что там написано.
— Я весь внимание.
— Надписи на арамейском, — начал Хавнер.
— Арамейском?
— Да, без сомнения. С виду похоже на древнееврейский, который очень отличается от современного языка. Но это был разговорный язык Израиля в начале новой эры.
— Да-да, — терпеливо сказал Рэнд.
Все это он прекрасно знал, но не хотел перебивать Хавнера.
— Один из ранних вариантов написания. Я почти уверен, что это первый век.
— Отлично. И что там написано?
— Я не палеограф…
— И все-таки.
— Моя транслитерация не может быть признана окончательной…
— Я понимаю.
— Думаю, лучше сначала сказать, что написано на первом оссуарии. «Мириам берат Шимон». Мириам, дочь Шимона.
— Мириам, — как эхо, повторил Рэнд.
