Только за последние дни Каиафе не раз докладывали, что этот человек сказал своим последователям, указывая на сверкающие белым известняком стены Храма. «Видите сии великие здания? Все это будет разрушено, так что не останется здесь камня на камне».
Он, в общем-то, пообещал, что «восстанет народ на народ и царство на царство; и будут землетрясения по местам, и будут глады и смятения. Это — начало болезней». Дошло до того, что он предрек «мерзость запустения», подобную той, что была два столетия назад, когда правитель Сирии Антиох Епифан поставил в Храме статую Зевса и велел приносить ему жертвы.
Подобные речи раз и навсегда разрешили сомнения Каиафы по поводу рабби из Галилеи. Это ненормальный, который открыто призывает к войне с Римом, а она, без сомнения, закончится опустошением страны и… уничтожением Храма. А может быть, и всех евреев.
В любом случае Каиафа решил, что будет благоразумно обсудить сложившееся положение в узком кругу доверенных лиц.
— Властители Израиля, — начал он, когда все собрались. — Мы не раз говорили о том, что рабби из Галилеи опасен. Мы велели всем, кто знает о нем, докладывать об этом Синедриону. Но никто так и не пришел и не сообщил, где он. Время разговоров закончилось. Скоро Пасха, и он обязан, как все евреи, прийти в Иерусалим. И он придет, он и его ученики. И его должны схватить сразу же. Нельзя позволить ему произносить тлетворные проповеди и впредь, достаточно и того, что он успел сказать.
— Он стал слишком известен! Толпы народа ходят за ним повсюду! — раздались крики.
— Если его схватят публично, поднимется шум, — сказал Александр. — Его последователи могут оказать сопротивление, а их немало.
— Все должно быть сделано тайно, — предложил Ионатан, сын Анны.
— Нет! — воскликнул Каиафа. — Все должно быть сделано при первой же возможности, независимо от того, будет вокруг толпа или нет. С каждым мгновением положение становится все хуже!
— Какая разница, схватить его сейчас или через два дня после Пасхи? — спросил Елеазар.
— Тебе ли это говорить, Елеазар? — удивился Каиафа. — Почему его не схватили два года назад, когда он первый раз пришел в Храм? Тогда ведь ты тоже побоялся толпы, не так ли?
— На Пасху в Иерусалим придет очень много людей, — сказал Ионатан. — В том числе из Галилеи. Из ближних городов. И многие из них верят этому рабби. Если мы схватим его в праздник, волнений не избежать.
Каиафа оглядел всех, кто сидел на крыше его дома.
— Не мы ли властители Израиля? Или мы тоже ученики Иешуа?
— Его надо остановить во что бы то ни стало, брат мой, — жестко ответил Ионатан. — Но не на Пасху, иначе начнется мятеж.
Каиафа почувствовал, как волосы у него на голове зашевелились. Его шурин обратился к нему «брат мой» вместо «ваше превосходительство». И сделал это намеренно.
Каиафа подумал, стоит ли затевать ссору с Ионатаном. Его отец стареет, а Каиафа четырнадцатый год занимает пост первосвященника. Второй сын Анны все упорнее стремится к власти. Но на этот раз Каиафа решил сдержаться и не стал указывать Ионатану на его ошибку. Есть вещи поважнее, чем даже пост первосвященника. Нужно сохранить страну и народ Израиля, а это значит, надо что-то делать с рабби из Галилеи.
— Это мудрый совет, Ионатан, — без тени улыбки ответил Каиафа. — Его схватят так, что толпы людей, собравшихся на праздник Пасхи, не смогут этому помешать. Когда речь идет о судьбе страны, рисковать не пристало.
92
«Рамат-Рахелъ»
Просматривая входящие звонки на мобильном, Рэнд увидел, что Жак Елон звонил ему пять раз. Потом прослушал голосовую почту. Было четыре сообщения.
Первое — от Елона. «Шалом, профессор Баллок, это профессор Елон из Центра консервации и реставрации. Я провел исследования оссуариев, которые вы обнаружили. Хотелось бы поскорее переговорить с вами. Шалом».
Второе сообщение — тоже от Елона, но датированное сегодняшним утром. Оно пришло каких-нибудь два часа назад, и его тон оказался еще более настойчивым, чем первого, которое Рэнд получил вчера вечером, перед тем как они с Мири уехали из отеля. «Шалом, профессор Баллок, это снова профессор Елон. Надеюсь как можно скорее поговорить с вами, так как результаты исследования оссуариев и свитка уже готовы. Свиток обработали, и его можно посмотреть. Было бы хорошо, если бы вы перезвонили мне сразу, как получите это сообщение. Спасибо, шалом».
Третье и четвертое дублировали первое, более короткое. Елон настаивал на необходимости разговора. Рэнд стер сообщения и набрал номер Елона. Тот ответил после первого же гудка.
— Шалом, — поприветствовал его Рэнд.
Он даже не успел извиниться, что не смог перезвонить сразу же. Профессор перебил его и спросил, когда Рэнд сможет приехать. Рэнд ответил, что планирует сделать это как можно скорее, в течение часа.
— Хорошо, — ответил Елон. — Тогда до скорой встречи.
— Свиток хорошо сохранился?
— Мамаш тов.
— Простите?
— Мамаш тов. Да-да, очень хорошо. Свиток в очень хорошем состоянии.
Рэнд дал отбой. Трейси вышла из ванной, и он положил мобильный на кровать.
— Так кто это был? — спросила Трейси.
— Человек из Центра консервации и реставрации. Насчет оссуариев и свитка.
— И что он сказал?
— Сказал, что мы можем прийти и посмотреть свиток.
— О! — неопределенно ответила Трейси.
— Ты не хочешь поехать со мной?
— Запросто!
— Собирайся.
Рэнд встал с кровати и подошел к дочери.
— Я бы хотел, чтобы теперь мы проводили вместе все время, — сказал он. — Если ты не против, твоя помощь очень мне пригодится.
Трейси еле заметно улыбнулась.
— Сколько у меня есть времени?
— А сколько тебе надо? — удивился Рэнд.
Он сам еще не умылся и не побрился, но Трейси, наверное, хочет надеть что-нибудь другое. Хотя вряд ли она сильно его задержит.
— Я готова, — рапортовала Трейси, прихватывая со стола свой мобильный.
93
Западный Иерусалим, Гиват-Рам
Трейси увидела оссуарий сразу, как только вошла в комнату три на три метра и без единого окна. В ней была стерильная чистота. Утопленные в потолок светильники давали немного света, и здесь вряд ли понравилось бы человеку, страдающему клаустрофобией.
Отец только что представил ее профессору Елону. Трейси подумала, что он не слишком приятный человек, скорее странный, к тому же весьма непривлекательной наружности. Тем не менее она улыбнулась и сказала, что рада познакомиться. Теперь все трое разглядывали два целехоньких оссуария.
