Снова вздохнув, Рэнд оглядел местность. Сплошные скалы и камни. Объехать не получится, придется ждать.
— Могло быть и хуже, — сказал он без тени улыбки. — Но не настолько.
Кивнул солдату и сел в машину.
7
18 год от Р.Х.
Иерусалим, Верхний город
— Ты понимаешь, что Шимон
[5]
, сын Хиллела, будет оставаться первосвященником до твоего посвящения в сан?
Уже немолодой и тучный Анна возлежал на низком ложе напротив своего зятя Каиафы, только что назначенного первосвященником. Они делили трапезу за низким круглым столом в изысканно убранном покое. Кроме них здесь был только слуга. Он стоял в дверях, откуда доносилось приятное дуновение ветерка из внутреннего двора.
Иосиф бар Каиафа вежливо и терпеливо кивнул, положив в рот крупную виноградину. На столе лежали фрукты и овощи, стояли разнообразные сосуды и кувшин с вином.
— Они зададут тебе два вопроса.
Каиафа раздавил виноградину зубами.
— Да, я знаю. Я присутствовал на посвящении в сан первосвященника.
— Тем не менее сейчас важно, как именно ты ответишь на вопросы.
— Совету все известно о моем отце и моем деде. Члены Синедриона знают, что имя моего предка Захарии значится в архивах Ешаны в Зиппориме. — Каиафа привел один из главных аргументов семьи в пользу того, что он достоин стать первосвященником Иудеи.
— Они обязательно спросят о телесных изъянах и тайных пороках.
Каиафа снова кивнул.
— Уверяю тебя, я всегда был весьма осторожен. Я не мог допустить, чтобы появилось даже малейшее основание отвергнуть мою кандидатуру по этой причине. «Ибо ревность по доме Твоем снедает меня».
Анна протянул руку за чашей с вином.
— Сам понимаешь, я не сомневаюсь в твоей чистоте с формальной точки зрения. Но нельзя беспечно относиться к мнению Совета по этому поводу. Ты должен обдумать каждое свое слово.
Каиафа вздохнул и улыбнулся.
— Вы можете не волноваться, отец мой. Когда я сказал: «Ревность по доме Твоем снедает меня», я не шутил. Я понимаю, что первосвященником меня сделал Рим…
— И отец твоей жены.
Каиафа кивнул.
— Да, а также бесконечные взятки и интриги. Но я не намерен оставаться первосвященником только для Рима. Я стану первосвященником иудеев и буду служить народу моему до последнего вздоха.
— Ты хочешь преуспеть в том, в чем я потерпел поражение? — спросил Анна, изучающе глядя на зятя.
— С твоей помощью — да.
— Ты так веришь в свои способности?
— Да, но не только в них. Я верую в Хашема и в Того, Кто грядет.
— Но ты не Он, — ответил Анна, усмехаясь.
— Да, — согласился Каиафа. — Но я первосвященник. И когда в Израиле будет восстановлена добродетель, Он приидет.
— И как ты собираешься этого добиться?
— Постепенно. Но добиваться начну сразу, как только буду посвящен в сан первосвященника и помазан перед Синедрионом.
— Помазан? — недоверчиво переспросил Анна.
Каиафа медленно кивнул.
Казалось, Анна был потрясен. Поворачивая чашу, он подбирал слова.
— Ты… назначенный первосвященник. Помазанного первосвященника не было… со времен до Пленения! Ты же знаешь, многие считают, что слово «помазанник» должно относиться лишь к Грядущему, к Мессии.
— Но сейчас должно быть именно так, — ответил Каиафа, подчеркивая каждое слово. — Только так может быть восстановлена добродетель.
Анна открыл рот и снова закрыл, не издав ни звука. Поставил чашу на стол и покачал головой.
— Совет не пойдет на это! Это безумие.
— Я уже говорил с большинством членов Синедриона. Они не станут возражать.
— Уж Шимон и Гамалиил наверняка…
— Они были первыми, с кем я говорил.
— А другие?
— Разногласий не будет, уверяю тебя. Голоса уже посчитаны.
— Но… кто же совершит обряд миропомазания? Не Ирод же! Ведь он идумей!
— Нет, не Ирод.
— Тогда кто же?
— Ты, — улыбнулся Каиафа.
8
Южный Иерусалим, Тальпиот
Рэнд припарковался рядом с забрызганным грязью самосвалом и вышел из машины, прикидывая, что с того момента, как «скорая» увезла мальчика, прошло около часа. Потрогал лоб — кровь засохла.
«Одно к одному, — подумал Рэнд, — ну и денек».
Сделав несколько шагов, он увидел девушку в военной форме — шортах и рубашке цвета хаки. Она стояла, сложив руки на груди, и смотрела на громыхающий гусеницами бульдозер на вершине холма. На ней был широкий армейский ремень с кобурой.
— Я прошу прощения, — обратился к ней Рэнд.
Девушка обернулась и пристально посмотрела на него.
«Ей лет двадцать шесть — двадцать семь», — прикинул Рэнд.
Порывшись в кармане рубашки, достал измятый листок бумаги.
— Я ищу старшего сержанта Шарона, — сказал он, старательно выговаривая «Шарон» вместо привычного английского «Шэроун». — Не подскажете, как мне его найти?
— Думаю, я смогу вам помочь, — ответила девушка по-английски с еле заметным акцентом. — Какое у вас дело к сержанту Шарону?
— Я профессор Рэндал Баллок, приехал, чтобы руководить раскопками. Если вы скажете, где найти сержанта, я не буду отнимать у вас время.
— Мы вас ждали. — Девушка сняла руки с груди и положила их на талию. — Думали, вы раньше появитесь.
— Мне жаль, но меня едва не убили. Недалеко отсюда уличные беспорядки, и я застрял в толпе.
Девушка направилась к вершине холма. Рэнд последовал за ней.
— Да, вам не повезло.
— Боюсь, вы просто не представляете, что там происходило. Я думал, мне уже не выбраться.
