Свод над ним – небо, усыпанное золотыми звездами, а посреди этого неба, как будто народившийся из темно-синей бездны, простирает свои руки Христос, и Его благородное лицо покоится между двумя буквами греческого алфавита. Альфа и омега.
На столе остывал суп.
Овальное окно в молельной осыпали капли неожиданно холодного сентябрьского дождя.
Он мог рассмотреть рисунок на дне тарелки. Орел, держащий в когтях лавровый венок со свастикой в центре. Под ним – корона и две пересекающиеся линии, надпись «Бавария» и год производства – 1942.
Он повернулся к инженер-майору, который за этим же столом прилаживал проволочки к адской машинке, которая должна была привести в действие электрические детонаторы.
– Скажите, почему мы для временного размещения штаба выбрали именно церковь? – спросил он инженера.
– Потому что это самое капитальное строение в городишке, господин полковник, – не задумываясь, ответил тот.
Закончив подготовку, майор встал из-за стола и направился к выходу:
– Пора. Я иду заканчивать дело.
Отто фон Фенн поднял ложку и коснулся ею гладкой поверхности супа, стынущего в тарелке. Бульон покрылся рябью, настолько исказив отраженное в нем лицо, что полковник с трудом распознал себя. Он отложил ложку в сторону, взял форменную фуражку и направился вслед за майором. Его примеру последовали еще с десяток офицеров.
Черноморская флотилия растянулась от Прахова до Михайловаца. Это было множество загруженных под завязку пароходов, барж и других плавсредств. Оборудование, вооружение и все припасы выгрузили на берег, а саперы позаботились о том, чтобы как можно лучше разместить на их месте взрывчатку. Когда офицеры подошли к самой пристани, фон Фенн обратил внимание, что толпа гражданских лиц пытается прорвать хилое оцепление, составленное из тщедушных пехотинцев.
– Что здесь делают эти люди? – раздраженно спросил он.
– Солдаты, которых мы… оставили внутри. Они выбрасывают из иллюминаторов на берег личные вещи. Личные вещи и продукты.
– Боже мой…
– А что нам оставалось делать, господин полковник? Там остались только тяжелораненые. Мы вынуждены оставить их, потому что они воспрепятствуют нашему благополучному отступлению. В конце концов, выбора у нас нет. Они горды тем, что умрут за фатерланд!
– И смерть их будет напрасной.
– Не может быть! Почему вы так считаете?
– У нас больше нет фатерланда, майор! Инженер-майор смущенно кивнул головой и подозвал капрала-пехотинца. Он коротко приказал ему отогнать гражданских от пристани и заодно проинструктировал, кому следует передать адскую машинку для подрыва. После этого вытащил из кармана портсигар и принялся угощать офицеров сигаретами.
Фон Фенн отказался от табака. Он смотрел на суда, выстроившиеся в линию на мутной дунайской волне, которая раскачивала их, словно колыбельки с засыпающими младенцами. Он слышал голоса, доносящиеся с ближайшего к причалу парохода. Ему послышалось, как кто-то взывает к своей матери. Несчастным парням, лежащим в битком набитых судах, повезло пережить зиму на русском фронте и самоубийственную стратегию фюрера, но они не сумели избежать смерти, к которой их приговорил командир дивизии Вальтер фон Штеттнер, спланировавший эту операцию. Командиры проиграли сражение, и эти юноши навсегда останутся его частицей. Железные гробы, в которых будут вечно покоиться их останки, лягут на речное дно. Но куда страшнее станет погружение на дно человеческих бед и несчастий, к которому уже приговорены судьбой те, кто пока еще остается на берегу.
Инженер-майор молча выкурил сигарету и бросил окурок на землю. Потом повернулся к Отто фон Фенну и спросил:
– Можно начинать, господин полковник?
Отто фон Фенн очнулся и процедил:
– Да, можно… господин майор.
Инженер подал знак.
Прошло секунд десять, не больше. И тогда… Оглушительный взрыв вспорол хмурое осеннее небо. Над утробами пароходов, разрывая в куски сталь, расцвел огромный розовый цветок с черными по краям лепестками. Скрежещущий звук рвущегося металла сопровождался вспышками огня, а вслед за ними раздался грохот новых разрывов. В мгновение ока Дунай превратился в огненную реку, по которой плыли мертвые стальные громадины, унося на дно и в забвение сотни раненых. Полковник фон Фенн, несмотря на грохот разрывов, слышал их вопли и проклятия. Темные стальные гиганты погружались в мягкую утробу великой реки, и ему казалось, что вместе с остатками Черноморской флотилии на дно Дуная погружается и мечта о великом рейхе.
Не обращая внимания на окруживших его офицеров, он поднял правую руку и перекрестился.
Инженер-майор с удивлением посмотрел на него, после чего, словно устыдившись, проделал то же самое.
– Знаете, что нам сейчас следовало бы сделать, господин майор? – выдавил через силу фон Фенн.
– Это… – смущенно пробормотал майор. – Помолиться?
– Нет. Напиться до чертиков, – сухо ответил фон Фенн. – Пьяное блаженство – единственная хоть чего-нибудь да стоящая вещь в эти дни. Если только исключить неизбежную смерть, что, признайтесь, подразумевается само собой. Мне не хочется возвращаться в церковь, она пробуждает во мне нехорошие воспоминания. А я и Господь… Наши отношения в последние годы оставляют желать лучшего. Видите ли, я никогда не переставал верить в Него, но Он, похоже, перестал верить в меня.
– Тут есть одно заведение… – произнес инженер-майор, указывая рукой на переулок, ведущий в центр городка.
– Что же, неплохо. Пошли… Здесь мы свои дела закончили. Остальное доделает река.
Десять минут спустя они сидели в неприглядном кабаке, битком набитом военными и штатскими. Инженер-майор, который немного говорил по-сербски, обратился к хозяину, который протирал за стойкой стаканы:
– Эй, корчмарь! Есть у тебя ракия?
– Есть-то есть, конечно, – ответил тот, вытирая руки о грязный фартук. – Да только не очень она хороша.
– Не важно. Неси сюда.
– Хорошо, господа. Пожалуйте вот за этот столик, в углу.
Как только они сели за стол, накрытый грязной белой скатертью, инженер вновь предложил фон Фенну сигарету, которую тот на этот раз принял. Полулитра ракии, доставленной им хозяином кабака, хватило им ненадолго: прошло всего лишь каких-то полчаса, и майор вновь подозвал хозяина:
– Корчмарь! Еще ракии!
– Если вы не против, господа… – принялся кланяться из-за стойки хозяин. – Пусть вас обслужит мой сын. Я тут загибаюсь от работы, а он мигом…
– Не важно кто, главное, неси поскорее!
Несколько отяжелев от спиртного, вертя в руках стакан, полковник фон Фенн с отсутствующим видом заплетающимся языком излагал своему соратнику:
– Есть что-то неукротимое в балканской земле, вездесущее зло, которое невозможно ни понять, ни уничтожить. Странно все это… А ведь я, господин майор, попытался сделать и то и другое. Убить…
